Как работает мозг

Итак, зрение было поставлено на службу математическому мышлению, что помогает нашему восприятию мира. Научное понимание – это грандиозное сооружение из деталей, состоящих из других деталей. Каждая деталь построена из базовых ментальных моделей или способов познания, которые копируются, лишаются своего изначального содержимого, подключаются к другим моделям, комплектуются в крупные узлы, которые затем могут комплектоваться в еще более крупные узлы, и так далее до бесконечности. Поскольку человеческие мысли комбинаторны (простые элементы комбинируются между собой) и рекурсивны (элементы могут встраиваться в другие элементы), с помощью ограниченного набора ментальных инструментов мы получаем возможность осваивать просто необъятные просторы знаний.

Эврика!

А как же гении? Разве можно с помощью естественного отбора объяснить появление Шекспира, Моцарта, Эйнштейна, Абдул-Джаббара? Как бы Джейн Остин, Винсент ван Гог или Телониус Монк добывали себе пропитание на просторах саванны эпохи плейстоцена?

Мы все не лишены творческих способностей. Каждый раз, когда мы подсовываем попавший под руку предмет под ножку качающегося стола или придумываем новую хитрость, чтобы заставить ребенка переодеться в пижаму, мы применяем эти способности, чтобы достичь невиданного ранее результата. Однако обладателей творческого дара отличают не только их неповторимые творения, но и уникальный подход к работе; предполагается, что они мыслят не совсем так, как мы с вами. Такой человек ураганом врывается в привычную жизнь и становится известен как вундеркинд, «анфан террибль» или радикал-реформатор. Он слушает только свою музу и отвергает традиционные стереотипы. Он работает тогда, когда приходит вдохновение, и совершает скачки внезапного озарения, в то время как все мы, остальные, бредем по своим проторенным тропам микроскопическими шажками. Он откладывает проблему в сторону и дает ей вызреть в подсознании; а потом без всякого предупреждения у него в голове вдруг включается лампочка и появляется готовое, полностью сформированное решение. А нам гений оставляет лишь осмысливать его шедевры – наследие несдерживаемой творческой энергии подсознания. Этот образ отражен Вуди Алленом в вымышленных письмах Винсента Ван Гога в рассказе «Если бы импрессионисты были дантистами». Винсент с обидой и тоской пишет своему брату: «Мадам Сол Швиммер возбуждает против меня судебный иск за то, что я сделал ей зубной протез так, как чувствовал, а не так, чтобы он подходил к ее ротовой полости. Да, это верно! Не могу же я работать как заурядный ремесленник. Я вижу так: ее мост должен быть неровным, со своевольно вставленными зубами, напоминающими языки пламени! Она огорчается, что сделанная мною челюсть не помещается у нее во рту!… Я пытался поставить удерживающую пластину, но она выпирает, как звезда из люстры. И все-таки я считаю свою работу прекрасной».[401][402]

Этот образ возник из романтизма еще двести лет назад и к нашему времени плотно укоренился. Консультанты по креативности берут миллионы долларов с корпораций за проведение мастер-классов в духе комикса «Дилберт», посвященных мозговому штурму, нестандартному мышлению, использованию нужного полушария мозга; предполагается, что в результате таких мероприятий каждый менеджер должен превратиться в Эдисона. Разработаны замысловатые теории, объясняющие загадочную способность туманного подсознания решать любую задачу. Некоторые, как Альфред Рассел Уоллес, пришли к выводу, что естественного объяснения этому явлению быть не может. Говорят, что в рукописях Моцарта не было ни единого исправления. Подразумевается, что источником его произведений был разум самого Бога, который решил высказаться через Моцарта.

К сожалению, творческие люди наиболее полно реализуют свою творческую энергию тогда, когда пишут автобиографию. Историки тщательно исследуют их дневники, блокноты, рукописи, письма, пытаясь найти в них образ импульсивного провидца, которого время от времени настигают, как удар грома, всплески подсознания. Увы, в большинстве случаев они убеждаются, что гений – скорее Сальери, чем Амадей.