Как проиграть в войне времен

Трясущимися руками она поднимает письмо. Печать на нем – клякса, точка, концовка. Оно смеется над ней, красное, как сама Рэд, и такое же голодное. Рэд хочет затаиться у него в зубах, спрятаться в пещере рта, где она будет проглочена, съедена, а потом и вовсе исчезнет. Последнее письмо. Блу стоило послушать совета Рэд. Стоило пуститься в бега. Как она могла так умереть? Как она вообще могла умереть?

Поначалу вместе со слезами выплескивается гнев, но гнев быстро угасает. Слезы остаются.

Она поддевает пальцем клапан конверта и тянет. Печать ломается легко, как шейные позвонки.

Рэд читает.

Мир вокруг охвачен огнем. Высыхают растения. Волнами на берег выбрасывает трупы.

Рэд кричит в небеса. Она призывает к ответу Созданий, в которых не верит. Она хочет, чтобы Бог был – тогда Рэд могла бы проклясть Ее.

Она снова читает.

Радиационный ветер пронизывает ее насквозь. Скрытые органы пробуждаются, чтобы сохранить ей жизнь.

За спиной стоит тень.

Рэд оборачивается и смотрит.

Она никогда раньше не видела Ищейку, свою тень; даже сейчас перед ней лишь силуэт, воздушная рябь, как от хрусталя, опущенного в прозрачную реку. И тень протягивает к ней свою руку. Значит, все-таки не из Агентства – и не из Сада. Самое время разгадать эту загадку, сорвать маски, получить ответ.

«Какое это имеет значение? – думает она. – Какое все это имеет значение?»

Она кладет письмо в просящую стеклянную ладонь и делает шаг с утеса.

Она цепляется за свое горе, пока одни камни проносятся мимо, а другие – стремительно приближаются, и небо изрешечено бомбами, но на последнем вздохе перед столкновением не выдерживает. Слишком гуманно, слишком просто, слишком быстро. Блу не почтила бы ее такой чистой смертью. А Рэд всегда была трусихой.

Обливаясь слезами, чертыхаясь, с разбитым сердцем, не долетев всего ничего до земли, она ускользает в прошлое.

О, Рэд.

Ты – мои судороги. Мои конвульсии. Ты – кнут, раскручивающийся в моих венах, и я пишу тебе в промежутке между взмахом и звуком щелчка.

Разумеется, я пишу тебе. Разумеется, я проглотила твои слова.

Я постараюсь собраться с силами и выдавить из себя что-то, что ты сможешь прочесть. Я берусь за перо и бумагу, потому что ни на что другое не остается времени, но и это по-своему роскошь – писать тебе. Писать на виду у всех. Писать в такт тому, что происходит со мной прямо сейчас. Это даже завораживает. О лучшем враге я и не мечтала. Жаль, что ты не слышишь моих оваций.

Браво, мой плод граната. Отлично сработано. Девять из десяти.

(Один балл я всегда приберегаю для тех, кто может прыгнуть выше своей головы.)

Боль в задних зубах? Интересный штрих. Сначала меня знобило, а теперь вот, кажется, затряслись руки, поэтому прошу меня великодушно простить за каллиграфические изъяны. Воспринимай их как свой персональный триумф.

Если честно, сперва меня огорчала прозрачность твоего двойного блефа. Ты была слишком щедра на уверения, по-моему[19]. Но в итоге это сработало – я вкусила твое отравленное яблоко. Правда, мне не лежать в стеклянном гробу – только им и могла бы стать для меня ваша Смена – и, уж конечно, не быть целованной принцем-некрофилом, который вовлек бы меня совсем в другую историю.

Из тебя вышел бы потрясающий агент для нашей стороны, я серьезно. Тебя растрачивают впустую, и это печалит меня больше всего – твоя сладость спрятана в холодных, острых предметах, которые не станут трепетать, когда пронзят кожу.

Игла опускается в желобок и бежит по спирали своей дорожки. Я говорю анахронизмами, пока мое время подходит к концу. Приятно ощущать в себе что-то общее с вселенной. Я умирала только раз – я тебе рассказывала, – и тогда все было совсем по-другому. Странно, что только когда тебя стирают из бытия, ты начинаешь понимать более глобальный контекст.

Я любила тебя. Это правда. Меня осталось совсем немного, и по-прежнему я не могу не любить тебя. Вот как ты победишь, Рэд: долгая партия и грамотно разыгранная, неочевидная рука. Ты сыграла меня, как симфонию, и я надеюсь, не против, если я скажу, что немного горжусь тобой за столь блистательное предательство.

Я вижу тебя сейчас, как красные песочные часы на спине черной вдовы, отмеряющие срок моей жизни остывающей кровью. Я представляю, как ты приходишь к тому, что остается от моего тела, прядешь свой нанитный саван, чтобы разобрать, изучить, поглотить мои останки. Подозреваю, со стороны все это выглядит нестерпимо опрятно. Скучно даже. Во всяком случае, я к тому времени должна быть мертва.

А боль действительно нечеловеческая. И это на самом деле прекрасно. Так вот каково это – совсем не чувствовать голода? Гораздо проще, чем наоборот. Жаль, что я не могу вернуться вверх по косе и…

Кажется, все. Мне нужно сохранить немного сил, чтобы запечатать письмо. Вообрази, что сказала бы миссис Ливитт! Или Бесс, или Чаттертон!

Спасибо, Рэд. Это было незабываемое приключение.

Береги себя, моя тисовая ягода, моя дикая вишня, моя наперстянка.

Твоя,

Блу.

Рэд убивает время.