Как приручить Обскура (СИ)

— Да, Криденс, — удивительно спокойным голосом сказал он. Старый ты козел, Персиваль, дождался, да?.. Дождался повода?.. — Если я выиграю, — он едва запнулся, но продолжил ровно, не сбив дыхания: — ты меня поцелуешь.

Криденс смутился. Кивнул.

Грейвз почувствовал, как замерло сердце. Согласился!.. Зачем?.. Почему?.. Да что ему в этом такого?.. Он не понимает, что нельзя соглашаться?.. Или боится, разозлить отказом?.. Персиваль, Персиваль, твою ж мать!.. Дважды подумай, трижды. Что ты творишь?.. Остынь, есть ещё время. Проиграй ему. Не трогай его. Пожалей мальчишку.

Да ладно, — вкрадчиво вмешался внутренний голос. — Один поцелуй. Что тут плохого?..

— Красный, — шепотом сказал Криденс.

— Рубин, — ответил Грейвз.

Они свернули к старому каменному мосту через реку, медленно пересекли его. Вода тихо журчала под гулким сводом, в вечерней тиши её было отчётливо слышно. А может, у Грейвза вдруг с чего-то обострились все чувства, и он ощущал на лице лёгкую прохладу ветра, слышал и воду, и отдалённое конское ржание, и чей-то свист высоко в небе. Мир будто раздвинулся перед ним, и он как впервые, смотрел на дальние бугры холмов, чёрные на фоне неба, и на острые звёзды над ними.

— Зелёный, — сказал Криденс.

— Павлиний хвост.

— Белый.

— Мрамор.

— Что такое мрамор… сэр?..

— Камень. Очень красивый, я покажу тебе. Если отполировать — блестит, как зеркало.

— Белый блестящий камень, — повторил Криденс себе под нос, будто запоминая.

— Он бывает разных цветов. Я вспомнил белый. Дальше?..

— Чёрный.

— Ночное небо.

— Розовый.

— Помада.

— Помада?..

— Краска для губ.

— Раскрашивать лицо — грех, — монотонно пробормотал Криденс не своим голосом.

— Это ещё почему? — удивился Грейвз.

Он неточно помнил христианские заповеди, но насчёт украшения себя Библия не была сильно строга.

— Мэри Лу говорила, что это грех. Это привлекает мужчин.

Грейвз пренебрежительно фыркнул.

— Однажды Честити получила пощёчину за то, что заговорила на улице с незнакомым мужчиной. А Модести было запрещено играть с мальчиками. Только со мной.

— Криденс, — терпеливо сказал Грейвз, — Мэри Лу была злобной и жестокой стервой. Нравиться другим людям — это естественное желание. Украшать себя помадой, румянами, пудрой, одеждой — это не грех. Остановись.

Криденс застыл, сутулясь и чутко вслушиваясь в то, что говорит Грейвз. Тот снял с себя лёгкий шарф из тонкой шерсти и накинул на Криденса.

— Вот так, — он пригладил концы, чтобы лежали ровнее по обе стороны от воротника. — Теперь ты стал…

— Красивым, — шёпотом подсказал Криденс. Казалось, он улыбается — на опущенном лице было не разглядеть.

— Что?.. Нет!.. — возразил Грейвз и тут же поправился, чтобы Криденс не понял его неверно: — Ты уже красивый. А теперь стал ещё и модным.

Он одёрнул пальто на его плечах, чтобы сидело ровнее, убрал руки.

Ох уж эти пуритане. Как они вообще размножаются с такими запретами?.. Раз в год в миссионерской позе?.. С мальчиками не играй, красивое не носи… Додумались же объявить грехом такие чудесные вещи, как секс и флирт. Они бы ещё еду запретили.

Грейвз вспомнил скудный благотворительный рацион для беспризорных детей и грустно вздохнул.

— Дальше, Криденс?..

— Фиолетовый.

— Закат.

— Синий.

— Хоуп.

Криденс издал какой-то тихий звук. То ли хмыкнул, то ли попытался хихикнуть, но подавил порыв и опустил голову. Улыбнулся.

Перебрасываясь словами, они пересекли мост. Придуманная игра оказалась увлекательной. Грейвз подбирал ассоциации, вороша всю свою жизнь, а Криденс хитрил, видимо, стараясь растянуть удовольствие.

— Жёлтый.

— Золото.

— Золотой?..

Грейвз усмехался и отвечал — «кольцо».

На башне с часами ударил колокол, звон поплыл, растворяясь в сумерках. Они повернули к городу по другому берегу реки, мимо рядов тонких осин. От зеленовато-серой коры пахло свежей горчинкой, под ногами лежали прошлогодние листья, схваченные морозцем. Река тихо плескалась совсем рядом, убегая к озеру за холмы.

— Вы выиграли, сэр, — сказал Криденс. — Я больше не знаю цветов.

Грейвз остановился. Отвёл от лица тонкую узловатую ветку с бурым листиком, чудом пережившим зиму. Машинально облизнулся, сунул руки в карманы. Какие у Криденса губы?.. Последний шанс представить перед тем, как ты это узнаешь, Персиваль. Должно быть, шершавые. Обкусанные. Тёплые. Какой он на вкус?.. Какое у него дыхание? Умеет ли он целоваться? Да нет, кто бы его учил — сёстры, что ли?

Мгновение трепетало, затягиваясь в петлю. Вот сейчас… Всего один поцелуй. Не так уж и много. И руки, руки в карманах держи… А то ты себя знаешь. И не заметишь, как завалишь парня прямо здесь, под осинки.

— Я хочу мой приз, — хрипловато сказал Грейвз. Сердце билось медленно, во рту собиралась слюна. Как же сладко растягивать предвкушение — будто сдерживать долгожданный оргазм. Ещё секунда, ещё одна, вот сейчас, вот уже почти, и мгновения — как медовые капли, которые ловишь ртом — тягучие, прозрачные, сладкие.

Криденс шагнул к нему, оказался так близко, будто хотел обнять. Грейвз поднял лицо. Криденс был едва выше, сейчас он качнётся вперёд, и…

…и Криденс неловко прижался губами и носом к щеке.

К щеке?..