— Я прокляну должность, — Гриндевальд улыбнулся и воткнул вилку в сочный стейк, присыпанный зеленью. — Каждый, кто займёт твоё место, не проживёт и месяца. И так будет продолжаться до тех пор, пока ты не решишь, что с тебя достаточно невинной крови — и не вернёшься на службу.
— Ты не сможешь, — сказал Грейвз.
— Проверь, — тот пожал плечами. — Я смотрю, ты хорошо разбираешься в Тёмных искусствах. Странно, конечно, почему тогда ты проиграл дуэль?.. — он демонстративно нахмурился. — Может быть, потому, что
— Я не дам такого Обета, — твёрдо сказал Грейвз. — А в понедельник меня начнут искать.
— Ну, тогда за удачу — твоим аврорам она понадобится, чтобы отыскать тебя в океане, — Гриндевальд поднял бокал и отсалютовал белым вином.
Грейвз налил себе воды со льдом из кувшина, но к еде не притронулся. Ничего, пару дней поголодает — не страшно. Пока он не видел выхода, но выход так или иначе найдётся. Гриндевальд не вечно будет сидеть с ним, отлучится же он куда-то — по делам или хотя бы отлить. В его отсутствие можно будет обыскать и дом, и остров. А послезавтра его в любом случае начнут искать. При его-то пунктуальности Серафина поднимет тревогу из-за пятнадцати минут опоздания. Жаль, домовые эльфы привыкли, что он может пропадать куда-то на несколько дней — а то они бы забеспокоились первыми…
Он пил воду мелкими глотками и думал. Остров — это проблема. Скорее всего, они на Восточном побережье. Можно определить по солнцу стороны света и аппарировать на запад, прямо в море, настолько далеко, насколько он будет видеть… Но если после аппарации он вырубится от боли, он просто утонет. Троллье дерьмо!..
Трансфигурировать себе лодку?.. Если постараться перетерпеть боль, может выйти за несколько подходов. Но если остров далеко в море, достаточно далеко, чтобы нельзя было аппарировать на континент… Хмм.
Грейвз напрягся, вспоминая географию. Восточное побережье, остров, настолько далеко от берега, что аппарацией не достать — при том, что предел аппарации Грейвза был миль пятьдесят. Вроде бы в заливе Святого Лаврентия были острова Кал-о-Мёль, которые располагались достаточно далеко от берега, но это вообще Канада, а не Штаты. Преодолеть такое расстояние на лодке… по морю?.. без возможности колдовать?.. Даже если оказаться от трансфигурации и состряпать плот хотя бы из досок, которые можно оторвать от пола… Пятьдесят миль по морю на хлипком плотике? Нет, это безумие.
Гриндевальд не смотрел на него, негромко звякая приборами о тарелку.
— Кстати, меня лучше не убивать, — сообщил он. — Я видел, как ты стянул нож. Положи обратно. Если, конечно, не хочешь сдохнуть здесь без еды и без колдовства, — он поднял глаза и улыбнулся. — С моей смертью чары не развеются, будь уверен.
— Я не дам тебе Непреложный Обет, — повторил Грейвз.
— Ну и ладно, — тот пожал плечами. — Этот вариант не сработал. Хорошо, что я предусмотрел второй. Расскажи мне о себе, Перси. С самого начала.
Грейвз хотел было рассмеяться в ответ на такую нелепую просьбу и сказать, что не собирается её выполнять, но подавился смехом. Слова посыпались на язык, он не успел ничего сделать, как уже начал:
— Меня зовут Персиваль Артур Грейвз. Я родился четвёртого августа 1884 года.
Он задержал себя огромным усилием воли, зажал рот рукой, но это помогло ненадолго, слова полились дальше:
— Моя мать гречанка. Отец американец. Ах ты, сволочь!..
В воде был Веритасерум. Сыворотка правды. Отличная защита от легиллименции, на которую так полагался Грейвз, которую он так долго и так успешно использовал, против неё была бесполезна. Гриндевальд покрутил пальцем, мол давай-давай, я слушаю. Грейвз вскочил на ноги, но Гриндевальд жестом приковал его к стулу, продолжая жевать.
— Говори-говори, Перси. Выкладывай всё.
Грейвз сжал кулаки. Стиснул зубы. В буквальном смысле прикусил себе язык, но это было бессмысленно — невнятно, сквозь зубы, но он продолжал говорить.
— Мне сорок два. Я живу на Манхэттене, Пятая авеню 1077. С 1921 года являюсь главой Департамента магической безопасности МАКУСА. Я был лучшим выпускником своего факультета. Я пошёл в авроры наперекор воле родителей. Родители меня не любили, — выплюнул он, прожигая Гриндевальда ненавидящим взглядом. — Я их тоже. Моим любимым предметом в школе были Чары и Защита от тёмных сил. Я добровольцем ушёл на войну помогать не-магам. Мне понравилось воевать. Я ненавижу запах драконьего навоза.
Грейвз говорил всё, что ему приходило в голову, одним сбивчивым мутным потоком. Одно слово цепляло за собой другое, выволакивая наружу всё его неприглядное нутро, в котором разве что изредка мелькало что-то достойное. Грейвз спотыкался на своих собственных больных местах, закрывал глаза и мучительно, неостановимо краснел, когда посреди "мой любимый запах — ветивер" и "я курю одну и ту же марку табака уже двадцать пять лет" он неожиданно вспоминал, что "я впервые влюбился, когда мне было шесть". От унижения у него горело лицо.