Как приручить Обскура (СИ)

Серафина промокнула уголки глаз согнутым пальцем, присела на край стола.

— Ты не выпутаешься, — сказала она.

Как-то так просто, буднично, что он поверил ей сразу. Удача кончилась. Вместо неё накатило спокойствие — медленное, даже торжественное.

— У тебя ведь были какие-то родственники в Европе? — спросила вдруг Серафина.

— В Нормандии, — помедлив, ответил он. — Боковая ветвь.

— Тоже Грейвзы?..

— Нет. Грейвзов больше не будет, — задумчиво протянул он.

Серафина болезненно поморщилась, посмотрела на лак на ногтях.

— Когда ты последний раз был в Нормандии?

— Лет десять назад… Приговор уже у тебя на столе? — спросил он со странным любопытством человека, которому осталось жить несколько часов.

— Я подпишу его сегодня вечером. Каждый сам за себя, Персиваль, — сказала она, немного повысив голос.

— Да… Конечно, — он кивнул, постучал кончиками пальцев по столу. — Каждый сам за себя… Я мог бы… — начал он, но Серафина оборвала:

— Нет. Нокс не даст тебе вывернуться. Именно потому, что ты слишком многое мог бы.

— Нам грозит война с Гриндевальдом, а он думает о своих амбициях?..

— Ты дал ему карты в руки, — Серафина пожала плечами. — Кто просил тебя вмешиваться в охрану зала суда?..

— Ты была бы мертва, если бы я не вмешался, — с досадой сказал Грейвз.

— Я, — Серафина смотрела на него в упор, — это знаю. Прощай, Персиваль.

Она встала. Помедлила у двери, обернулась.

— Кстати, не вздумай бежать. Город перекрыт, у тебя в доме обыск. Нокс старается нарыть всё, что может.

— Какая же ты циничная стерва, — с чувством сказал Грейвз и улыбнулся ей почти нежно, как в юности.

Серафина смерила его холодным взглядом и отвернулась. Её лицо, как всегда, оставалось непроницаемым.

Штаб Конгресса временно организовали в Бруклине. Верхние этажи больше всего пострадали от разрушения Вулворт Билдинг, нижним досталось меньше. Что уцелело, переместили в старую пивоварню, закрытую из-за строительства новой станции метро по соседству. Тюремные этажи, как ни странно, даже не затронуло.

На камеру были наложены все необходимые заклятья: антимагические, антиаппрационные, сторожевые чары. Без палочки у Грейвза не было шанса выбраться. Впрочем, с палочкой они тоже были сомнительными.

Сесть было негде, и он стоял. Так же, как привык стоять у себя в кабинете, на советах, перед подчинёнными — спина прямая, локти назад. Плечи расслаблены. Руки в карманах. Не дрожат, даже удивительно. Грейвз вообще чувствовал себя на редкость спокойно для смертника. У него была хорошая жизнь, ему почти не о чем было жалеть.

Рядом с решёткой стоял аврор — новый, из валентайновских. Странно было не знать его имени. Грейвз привык знать по именам всех своих.

Он же, наверное, отведёт Грейвза к Омуту Забвения. И все твои грязные мыслишки, все твои страстишки и грешки, Персиваль, выплывут на поверхность и растворятся в чужих воспоминаниях. Интересно, чьё лицо возникнет там, в зеркальной глади?.. Это будет отец — строгий, сухой и требовательный?.. Это будет мать — красивая, с холодной улыбкой?.. Или Криденс — скрюченный, вечно мёрзнущий, льнущий к руке?..

Не о чем было жалеть из того, что было.

Грейвз жалел только о том, чего не случилось.

Кто-то другой прикоснётся горячей ладонью между лопаток, заставляя выпрямиться, кто-то другой вложит в его руку волшебную палочку и научит первому заклинанию, покажет Криденсу тот мир, который тот робко обожал заранее… В который Грейвз не успел его привести. Он не увидит его первое восхищение, первую радость, он не направит его первые попытки волшебства. Он не будет у Криденса первым ни в чём.

Да, и его первым мужчиной он тоже не станет.

Грейвз устало прикрыл глаза. Он столько раз представлял, как это произойдёт впервые. У стены в переулке, где ветер крутит у ног обрывки газет, и где они топчут рассыпанные салемские листовки. Грейвз наступает на лицо Мэри Лу с отдельным удовольствием. Криденс тычется лбом в кирпичную стену, расстёгивает ремень своих куцых брюк, они падают до лодыжек. У него холодные бледные ягодицы, голая поясница покрывается мурашками от сквозящего ветра. Грейвз гладит его по бедру, второй рукой придерживает себя за член и проводит обнажённой головкой между ягодицами…

Или не так. Медленнее. С предвкушением своего головокружительного падения. Привести домой. Да, да, провести мальчишку мимо портретов своих уважаемых предков, пусть закатывают глаза и падают в обморок, если хочется. Пусть сурово сдвигают брови и поджимают губы. Идти мимо них, держа его за талию, недвусмысленно прижимая к бедру. Может, даже по-хозяйски поцеловать за ухо.