Он вытянул руку, смотрел, как кровь тяжёлыми каплями щекотно скользит по коже, густая, тёмная, как срывается вниз и капает на жёлтый паркет, разбиваясь в кляксы.
— Ты не слышишь, — вдруг сказал Сойка.
— Кого я не слышу? — безразлично спросил Персиваль, любуясь потёками крови, поворачивая руку ладонью вверх, ладонью вниз, наблюдая, как пересекаются алые дорожки.
— Я привёл того, кто тебя разбудит, — сказал Сойка. — Ты не слышишь его, пока ты жив. А когда ты умрёшь, будет поздно.
— Сойка, — сказал Персиваль, будто вспомнил, что не один. Поднял взгляд, усмехнулся. — А ты постарел. Пришёл меня проводить?..
Сойка покачал головой и задумался. Точно так же он задумывался над учебником, подперев голову кулаком, водил пальцем по строчкам, шевеля губами и читая по слогам — пока Персиваль, которого раздражало это бормотание, не отбирал у него учебник и не пересказывал ему суть задания своими словами, для надёжности зачитывая цитаты вслух. Сойка вообще часто его раздражал. Своим философским взглядом на жизнь, своим спокойствием, манерой раздеваться догола и ритуалами, которые Персиваль часто называл суевериями просто из вредности — пока не понял, что Сойке на его мнение положить вот такенный моржовый хер.
Сойка был, как демон Максвелла: помощь принимал с благодарностью и улыбкой, а попытки Персиваля всунуть в эту первобытную голову светоч цивилизованности игнорировал так спокойно, что руки опускались.
Грейвз улыбнулся неожиданной ностальгии. Так-то посмотреть — он был той ещё задницей в школьные годы. Сойке ещё повезло. В Ильверморни Персиваль только и делал, что задирал кого попало, вечно лез ко всем со своим ценным мнением (конечно же, единственно правильным), раздавал непрошенные советы, дерзил всем вокруг, всех вокруг пытался исправить… Высмеивал тех, кто ему не нравился, а язык у него был острый и злой. Разве что слабых никогда не трогал. Только тех, кто был сильнее и старше.
— Помнишь, мы схлопотали отработку от профессора Волчья Рубашка?.. — спросил Персиваль, усмехаясь. — Я так и не понял, за что…
Сойка посмотрел на него очень пристально, за раскраской на лице было не видно, улыбается он или хмурится.
— Так и не понял? — спокойно повторил он. — Ты назвал его Волчья…
Он вдруг прыснул, расплылся в улыбке, показав зубы. Персиваль тихо засмеялся в ответ. Они были тогда такими мальчишками.
— Мерлин, почему это до сих пор так смешно?.. — Персиваль пропустил пару смешков, откинул голову назад, чувствуя слабость.
— Потому что ты всегда был дураком, Персиваль Грейвз, — ответил Сойка, пряча улыбку.
Он взял нож, которым недавно вскрыл шрам, полоснул себя по ладони. Обмакнул в кровь большой палец, потянулся к лицу Персиваля. Тот попытался уклониться:
— Убери от меня эту гадость…
Сойка не стал его слушать — как и всегда. Окровавленным пальцем коснулся век, мазнул по губам. Персиваль машинально облизнулся и скривился от брезгливости:
— Фу. Это ещё зачем?
— Чтобы ты увидел.
— Чтобы увидел что?
Сойка поднялся, не ответив, отступил к костру.
— Я не буду прощаться. Возвращайся домой. Ты нам нужен.
Персиваль молча смотрел, как Сойка отступает назад, пока тот не шагнул прямо в пламя костра и не исчез в нём, взметнувшись столбом дыма.
— Шёл бы ты нахер, — со странной обидой сказал Персиваль костру.
***
Сначала Тесей думал, что у них есть шанс выстоять — их всё-таки было трое. Он — аврор с огромным боевым опытом. Ньют — зоолог, привыкший уворачиваться от своих смертельно опасных зверюшек. Талиесин был самым слабым в команде, но у него хватало мозгов, чтобы импровизировать.
Огромный пролом в стене, оставленный Криденсом, объединил гостиную с дамской комнатой. Решись кто сейчас припудрить носик, он — точнее, она, хотя присутствие Талиесина делало эту поправку сомнительной — испытает определённые затруднения, пробираясь через завалы камней и осколки фаянса к зеркалам.
Осколки фаянса взмыли в воздух, повинуясь палочке Эйвери, кинулись к Гриндевальду звенящей тучей. Тот отбил их одним мощным ударом, раскрошив в пыль. Эйвери нырнул в укрытие, за кусок уцелевшей стены. Молния Гриндевальда ударилась в кирпичи секундой позже. Прав был Альбус, чтоб ему пусто было — в бою Геллерт был не силён, скорости ему не хватало.
— Ньют! — бросил Тесей.
Взъерошенный Ньют высунул голову из чугунной ванны, стоявшей на кованых львиных лапах, ударил её палочкой в бортик. Лапы ожили, с лязгом выпустили когти, и ванна с места рванула прямиком к Гриндевальду со скоростью носорога. Волшебник отпрыгнул в сторону, едва успел закрыться от Экспеллиармуса Тесея, вышвырнул взбесившуюся ванну в окно вместе с Ньютом — но та успела зацепиться когтями за подоконник. Вырвала его вместе с куском стены, конечно — такая-то туша, четверть тонны чугуна — но Ньют успел аппарировать внутрь. Ванна со львиными лапами, скрежеща по стене когтями, печально съехала вниз по внешней стене башни.