Как приручить Обскура (СИ)

Он обулся, устало опустился на диван и вытянул ноги. Короткая минута передышки между деловой беготнёй… Пока никто не постучал в дверь, не сунулся к нему с просьбой, вопросом, бумагой на подпись, с новостью о каком-нибудь магическом безобразии на улицах города. Он закрыл глаза, откинул голову на спинку дивана. Глубоко вздохнул, стараясь расслабиться, чтобы максимально эффективно использовать мгновения отдыха, которых теперь у него было так мало. Всего пара минут… Выбросить из головы это нелепое чувство, что он заперт, и отсюда нет выхода. Хотя неудивительно, что ему это чудится — он иногда забывал, как выглядит его собственный дом, так много времени он проводил в Конгрессе.

Кстати.

Надо бы не сидеть тут, а пойти поговорить с Серафиной насчёт Голдштейн. Зря она её отстранила, Тина — хороший аврор. Толковый, въедливый. А уж инициативность у неё — как у аллигатора. Да, конечно, она облажалась с этой Бэрбоун. Нарушила Статут. Но ведь дело замяли!

Серафина хотела уволить Голдштейн, но Грейвз не позволил, подсунул её Абернети. Тот даже обрадовался пополнению, упёк Тину в Отдел регистрации палочек. Когда всё уляжется, когда они наконец найдут, что за странные вспышки магии будоражат не-магов, Голдштейн вернётся в оперативный отряд.

Да, надо пойти отыскать Серафину.

Нет… Нет, подожди.

История с Тиной была очень давно, почему он вдруг решил, что это произошло буквально вчера?..

И где он?.. Это не его кабинет!

Грейвз нервно поднялся, обежал взглядом комнату. Зеленоватые обои в золотых цветах, белая дверь, огромное зеркало в старинной раме. Это… место… Это место, где Гриндевальд его запер!

Грейвз порывисто шагнул к зеркалу, занёс кулак для удара… Задумался на мгновение. Глянул на поднятую руку, машинально провёл по волосам. Что он хотел сделать?.. Он куда-то хотел пойти… Ах, да. К Абернети. Точно-точно.

Грейвз покусал губу, нахмурился. Нужно сказать ему, что Тина пока посидит у него в отделе. Пусть даст ей какую-нибудь вакантную должность — да вот хоть в Отделе регистрации палочек, они же там вечно тонут в бумагах, лишние руки не помешают. Тина — хороший аврор. Толковый, въедливый. Серафина, конечно, всё ещё в ярости. Грейвз, положа руку на сердце, её понимал. Но давать своих авроров в обиду он не собирался. Уволить Тину! Чёрта с два он даст кому-нибудь уволить Тину. Он сам взял её на службу — сам и будет решать, когда она с этой службы уйдёт. Надо только попросить её — очень настойчиво попросить — чтобы больше не лезла к Бэрбоунам. Ни под каким предлогом! Это плохо кончится.

Грейвз глянул в зеркало. Встретил свой мрачный взгляд. Потерял мысль, нахмурился на мгновение… Что он хотел сделать?.. Ах, да. Поговорить с Тиной.

Тина — хороший аврор. Толковый, въедливый. Зря её отстранили. Да, эта фанатичка Бэрбоун давно мозолила им глаза. Но вламываться в церковь!.. Нарушать Статут!.. Грейвз, положа руку на сердце, понимал, почему Серафина была в ярости. Но если переводить Голдштейн из оперативников — то куда?.. К Абернети?.. Хм… А что. Можно и к Абернети.

Грейвз глянул в зеркало. Что он хотел сделать?.. Ах, да. Поговорить с Тиной.

Он не видел её в отражении, но прекрасно знал, что она стоит у него за спиной. Старается быть мужественной, собранной и серьёзной. Даже не всхлипывает. Тихая вечно, как мышь. Зато хороший аврор. Толковый, въедливый.

— Тина, — вздохнул Грейвз, не поворачиваясь.

Он не собирался её отчитывать — она своё уже получила от Серафины. Просто хотел поговорить.

— Что же вы мне устроили? — спросил он. — Вы ведь один из моих лучших авроров. Какого тролля вас понесло вмешиваться в дела не-магов?.. Знаю, — сказал он, предупреждая возможные возражения, — я знаю, что у вас доброе сердце. Но вы не спасёте таким геройством всех бесприютных, бездомных, беспомощных и несчастных.

Да-да, скажи это себе, Персиваль. Сам-то чуть слюной не изошёл, когда увидел мальчишку. Займись-ка лучше делом.

— Вы свободны, — сказал он, так и не повернувшись. Потом долго стоял, рассматривая свои ботинки. Перед глазами стояло лицо Криденса. Карминовые губы, угольно-чёрные глаза. Ох, мальчик, откуда ты взялся?..

Грейвз потёр лоб рукой, стараясь прогнать шалые мысли. Машинально глянул в зеркало, поправил волосы.

Обежал глазами зеленоватые стены в золотых цветах. Он не заходил в эту комнату, кажется, лет… десять?.. Да, точно. Последний раз был здесь ещё с матерью. Она любила такое сочетание: оливковый и золотой. Говорила, это напоминает ей о родине. Удивительно, она прожила в Америке больше, чем полвека, но так и не смирилась с ней. Даже язык толком не выучила. Понимать понимала, а разговаривать — брезговала. С мужем и сыном принципиально общалась только на греческом. Она вообще была крайне принципиальной. Грейвз часто думал, что своим упрямством он, конечно, пошёл в мать.

Он отошёл от зеркала, провёл рукой по стене.