Как приручить Обскура (СИ)

Когда отчаяние сменялось надеждой, он твердил себе, что Криденс найдёт его. Криденс придёт, рано или поздно. Надо просто дождаться и не сойти с ума. Постараться ради него сохранить рассудок. Грейвз мерил шагами комнату, декламировал вслух всех поэтов, которых знал. Потом, не выдержав, кидался к зеркалу и вглядывался в темноту до пятен в глазах. Он был бы рад сейчас даже Гриндевальду.

Но за чёрным стеклом было пусто.

Грейвз взял кресло, поставил перед собой. Присев, расшнуровал ботинок, стащил с ноги и поставил на полосатую фиолетовую обивку. Отвернулся, для верности досчитал до трёх. Повернулся — кресло стояло на месте, придавленное материальностью чёрного каблука. Похоже, его ботинок оказался сильнее этой таинственной магии, всегда возвращающей комнату к изначальному виду.

Грейвз хмыкнул — это было уже кое-что. Он сел на пол, так и оставшись в одном ботинке. Снял с шеи галстук, внимательно изучил ткань, по-деловому прощупал швы. Зубами, ногтями и грубой силой распорол его на аккуратные части. Распустил на длинные нитки. Режущими чарами было бы быстрее, но о скорости он сейчас не заботился: он убивал время. Разложив нитки на полу рядом с собой, он взял себя за запястье, нащупал подушечкой большого пальца ровный, как часы, пульс.

— И — раз. И — два. И — три. И — четыре.

Через шестьсот тактов — десять минут (приблизительно десять, но точность его не волновала) — он взял одну нитку и завязал её на подлокотнике кресла. Через тысячу двести ударов повязал вторую. Через тысячу восемьсот — третью.

Отмерив таким образом три часа, он понял, что и это не выход. Ему показалось, что прошла целая вечность, но на подлокотнике было повязано всего восемнадцать ниток. Если он отсчитает так сутки, он точно свихнётся.

Постепенно, медленно, в нём пробуждалось смирение. Он ничего не мог изменить. Он мог только ждать. Он должен был ждать. Он ждал… Сидя на полу среди ниток и обрывков шёлка, запрокинув голову на диван, он дремал.

Тьма внутри зеркала колыхалась, клубилась, жирнела, как удушливый чёрный дым. Секунда за секундой, отражение за отражением, она похищала и его ярость, и его отчаяние, и его решимость — незаметно, невесомо, как нежный дементор, она высасывала его жизнь.

***

Криденс стоял и смотрел, опустив руки. Уходя в зеркала, он не знал, чего ждать, но такого… такого он точно не ждал.

В бесконечном лабиринте зеленоватого стекла были сотни, тысячи Персивалей. Они стояли в зеркалах, как в витринах, обрамлённые тяжёлыми рамами. Будто Криденс остановился посреди бесконечного города, где торговали Персивалями Грейвзами, вот только тут не было ни вывесок, ни дверей в лавку, чтобы зайти и купить одного себе.

Криденс оглядывался, скользил глазами по одинаковым лицам. Он знал, что только один окажется настоящим. Но они казались настоящими все!..

Отражая друг друга, отражаясь друг в друге, сотни Грейвзов одним движением поднимали голову и смотрели куда-то вдаль, поверх Криденса, лёгким задумчивым взглядом. Тысячи Грейвзов синхронно клали тысячи рук в тысячи карманов. Миллионы Грейвзов одновременно улыбались своим мыслям, переминались с ноги на ногу, спокойно вздыхали. Ни один из них не замечал Криденса.

А что, если Гриндевальд был прав?.. Холодный ужас, будто сквозняк, пробрался за шиворот. А если он не сумеет узнать того самого, единственного?

Нет, он сумеет. Сердце подскажет. Криденс приложил кулак к груди, чтобы лучше чувствовать стук. Но сердце не знало — оно тоже боялось, оно рвалось к каждому, на кого падал взгляд. Этот! Нет, этот! Другой! Вот этот! Каждый!.. Они все!..

Криденс шёл через лабиринт, а тот жил своей жизнью, будто рос на глазах — ветвился, выпускал в стороны коридоры, отращивал повороты, дробился, змеился всё дальше и дальше, покуда хватало глаз, в зеленоватую стеклянную мглу, и везде, одинаковый, повторённый бессчётными копиями, стоял Персиваль Грейвз.

Персивали Грейвзы.

— Помоги мне, — вслух попросил Криденс. — Дай мне знак.

Как же страшно!.. Персиваль здесь, он один из них, но Криденс не мог разглядеть, который. Они все одинаковые! Как узнать — кто?..

***

Грейвз открыл глаза, обнаружил себя сидящим на полу. Кажется, он так устал, что даже промахнулся мимо дивана, сел прямо на пол и отключился. Нехорошо… Он растёр лицо руками, чтобы прогнать сонливость, с трудом поднялся. Бегло оглядел комнату. На полу валялись нитки и обрывки чёрного шёлка, на кресле рядом стоял ботинок. Грейвз глянул на свои ноги, пошевелил пальцами. Ботинок, несомненно, был его собственный. Видимо, засыпая, он попытался снять оба, но не успел.