Как приручить Обскура (СИ)

Грейвз огляделся, сжимая в руках палочку. Подождал, будто из-за диванчика, обитого гобеленовой тканью, в любой момент кто-то мог выпрыгнуть. Но комната была пуста и неподвижна. Грейвз медленно двинулся в обход. Взялся за ручку двери, подёргал — та даже не шелохнулась, будто представляла с дверью единое целое. Присев, он заглянул в замочную скважину, но там была темнота, и даже свет Люмоса не рассеял её, обнажив устройство замка. Дверь как будто была декорацией или иллюзией. Издевательским напоминанием о том, что он пленник. Грейвз попробовал на ней все известные ему заклинания открытия, но она не вздрогнула даже от Редукто.

За окном стоял густой молочный туман. Стекло было прохладным, пытаться разбить его было всё равно что бить стену подушкой. Любые заклинания просто растворялись, не нанося никакого ущерба. Стены впитывали их, как рубашка — пятно от соуса. Только на этих обоях, на двери, даже на потолке не оставалось никаких следов. О такой магии Грейвз никогда не слышал.

Обыкновенность оказалась пугающей иллюзией. Комната была… фальшивой. Из книжного шкафа нельзя было вытащить ни одной книги — корешки сливались друг с другом, книги будто вросли в полку, а между стеной и шкафом нельзя было просунуть ни волоска. Свечи в серебряном канделябре на столике горели, не оплывая, их пламя не жгло.

Стены комнаты держали его, будто пойманного жука в ладонях.

Грейвз не мог бы сказать, сколько времени он уже здесь провёл — часы или дни. Он не чувствовал ни времени, ни голода, ни жажды. Белый ровный туман за окном оставался неподвижным, сколько бы Грейвз ни вглядывался. Иногда ему мерещились в нём какие-то тени, но, скорее всего, это была лишь игра воображения.

Он считал свой пульс — ровный, размеренный, как маятник, легко толкавшийся в пальцы под шрамом на левой руке. Он оставлял царапины на дверном косяке, прочерчивая ногтем слой краски, но стоило ему отвернуться, как все следы исчезали. Отодвинутое от столика кресло не двигалось, пока он пялился на него, но едва Грейвз отводил взгляд, как оно мгновенно и бесшумно оказывалось на прежнем месте. Комната сопротивлялась любым изменениям, и что бы Грейвз ни делал — возвращалась к одному и тому же состоянию. Сколько ни бросай камни в пруд, а круги на воде всё равно разгладятся.

На зеленоватой стене с обоями в золотых цветах висела пустая рама. Огромная старинная рама, такая подошла бы ростовому зеркалу или парадному портрету. Внутри была стеклянная чернота. Гладкий прямоугольник тьмы. Грейвз подолгу вглядывался и вслушивался в неё. Иногда ему мерещилось, что там, в черноте, что-то движется. Иногда он вроде бы слышал голос — но он бы не поручился, что чувства его не обманывают.

Пройти сквозь эту темноту он не мог. Вызванный Патронус — тоже. Дымная серебристо-голубая рысь покрутилась по комнате, поскреблась в дверь и в окно, обнюхала пустую раму, запрыгнула на шкаф и улеглась там, щуря светящиеся глаза и свесив широкие лапы.

Чтобы чем-то занять себя, Грейвз ещё раз обследовал комнату. Заглянул под зеленоватый ковёр на полу, нашёл там немного сора и сушёную дохлую муху. Из-под дивана достал клубок пыли. Трансфигурировал его в тенисный мяч. Простучал мячом все стены, пол, потолок, окно, пустую картинную раму — звук везде был одинаково ровный, глухой. Ему не хотелось спать, есть, он не чувствовал усталости или естественных позывов организма.

Он поиграл с Патронусом, словно с котёнком. Почитал вслух стихи. Поупражнялся в магии, вспоминая недавно заученные заклинания… Занятий было так мало, а времени здесь — так много. Сколько его прошло? Сколько ещё впереди? Белая мгла за окном, чёрная мгла в старой раме не двигались, не менялись.

Подложив диванную подушку, чтобы твёрдый деревянный подлокотник не врезался в спину, Грейвз с ногами устроился на диване. Патронус растёкся по спинке дивана рядом и тихо утробно мурчал, время от времени взрыкивая и дёргая ушами с кисточками. Грейвз поглядывал на рысь, монотонно стучал мячиком в пол. Тот отскакивал в стену и возвращался ему точно в руку, будто Грейвз использовал Акцио.

— Тебе нужно имя, — внезапно сказал Грейвз. — Если я застрял здесь надолго, мне нужно будет как-то к тебе обращаться, чтобы не свихнуться от одиночества раньше времени.

Рысь мурчала, не переставая. Патронус не обладал собственной волей — он, строго говоря, вообще не был живым существом.

— Интересно, чем сейчас занят Криденс, — сказал Грейвз. — И где наша дипломатическая миссия. Сдаётся мне, я многое пропускаю, сидя здесь. Хорошо ещё, не лежу в хрустальном гробу… пока другие отдуваются.

Грейвз ненавидел беспомощность, но сейчас других вариантов просто не было. Он знал, на что шёл. Гнал от себя мысли, что Гриндевальд нашёл способ спрятать его так хорошо, что его никогда не найдут. Что он останется здесь, в этой комнате, навсегда. До самой смерти. Если смерть вообще наступит… Если Гриндевальд, остановив время, не подарил ему бессмертие, которое Грейвз не сможет ни на что употребить. Потому что никогда отсюда не выберется.