Как приручить Обскура (СИ)

Персиваль сам не знает, что его толкнуло на это пойти. Наверное, нестерпимое желание сделать что-то по-своему. Для себя. Когда он вернётся, дома его ждёт очередной разговор про карьеру. Отец хочет отправить его во Францию, по дипломатической части. Жизнь представляется простой, предсказуемой и ровной, как заправленная простыня. Для чего он учился? Зачем ему магия? Он завидует Сойке, которого не мучают эти вопросы. Сойка станет шаманом, будет жить среди своих, отгонять от племени злых духов и знать, что делает что-то важное. Персиваль будет жить в Европе, болтаться на светских приёмах и умрёт от скуки раньше, чем успеет что-то совершить. Вот и весь смысл жизни.

Им нельзя разговаривать, потому что мёртвые не говорят. Они убили друг друга ещё в начале пути, спустившись в долину — ритуально, конечно же. На предплечье до сих пор саднит глубокий порез, который оставил ему Сойка, от души полоснув ножом по руке. Кровь давно запеклась и стёрлась, вскоре останется только шрам. Сначала он будет розовый, потом побелеет. Первый шрам, который он получил — и хотя это глупо, Персивалю хочется им гордиться. Может быть, это просто дурацкий древний обычай, а может быть, Сойка прав.

Персиваль всю жизнь делал то, что от него ждали. То, что должен, то, что обязан. Только не он сам выбирал, что и кому он должен — и когда он вообще успел задолжать?.. Он хочет выбирать сам. Ему хочется выбора посложнее, чем между яблоком и апельсином на завтрак, между одной или другой пижамой. Ему хочется выбирать свою жизнь. Но отец ждёт, что он будет хорошим сыном, и это мучительно.

Они идут сквозь леса, пока светит солнце, едят всё, что попадается на глаза. Иногда это дикий мёд, иногда рыба из ручья. Как-то раз им встречается дикая малина на просеке, и они застревают на несколько часов, не в силах оторваться от сладких, набухших от солнца ягод. Они всё время молчат, но через несколько дней им становится достаточно прикосновения или взгляда, чтобы понять друг друга. По ночам они лежат у костра, и Сойка тихо плачет — прощается с детством. Чтобы что-то ушло легко, его нужно проводить слезами, говорил он. Персиваль садится рядом, прислоняясь к дереву, и кладёт руку ему на плечо. Он не уверен, что ему хочется плакать — он не уверен, что у него было детство, которое он бы мог проводить. И снова завидует.

Льняной костюм истрепался, на нём пятна от травы и ягодного сока, от коры деревьев, от крови, от углей из костра. Он пропах дымом и потом. В лёгком чемоданчике можно найти десяток ему на замену, но Персиваль не меняет его. Мёртвым не нужна красивая одежда.

На девятый день, пустые и лёгкие от голода и усталости, они достигают стойбища, где живёт племя Сойки. У реки стоят разноцветные типи из шкур и полотна, племя живёт своей жизнью: дети бегают друг за другом по утоптанной земле, женщины разделывают мясо и готовят еду, старики сидят у костров и разговаривают. Персиваль оглядывается с любопытством. Ему странно слышать человеческую речь — кажется, за время пути он сам разучился разговаривать. Шаман в длинном уборе из перьев, обвешанный какими-то непонятными Персивалю костяными ожерельями и резными деревянными бусами, встречает их в центре деревни. Поит холодной водой из расписного деревянного черпака и отводит вглубь леса, подальше от стойбища, не дав даже передохнуть. Забирает все их вещи, одежду до нитки, оставляет два ножа и два шерстяных одеяла. Щупает сухими коричневыми пальцами предплечья, проверяя глубину пореза, закрашивает их широкой красной полосой, которая тут же въедается в кожу, и уходит.

Персиваль угрюмо заворачивается в одеяло. Он устал, он голоден, его слегка знобит от истощения — а ещё он ужасно не любит оставаться голым. Сойка спокойно берёт нож и идёт рубить ветки для хижины. Персиваль пытается как-то пристроить одеяло на бёдрах, но у него нет даже верёвки, чтобы подпоясаться, так что в конце концов он бросает свои цивилизованные замашки и идёт помогать Сойке.

К вечеру они возводят вполне сносный каркас, переплетая длинные шесты гибкими ивовыми прутьями и обмазывая их глиной из реки. К вечеру Персиваль смиряется с наготой и перестаёт о ней думать, тем более что голод чувствуется всё отчётливее, и он становится куда важнее внешнего вида. Но им приходится довольствоваться водой из реки и нежной белой мякотью какой-то травы с острыми листьями, которая растёт по берегу. По вкусу трава похожа на лук-порей, только слаще.

За пару дней они заканчивают постройку хижины и налаживают какой-то сносный быт. Никаких занятий у них нет. Дни и ночи проходят в полном молчании. Сойка мастерит себе примитивную острогу с каменным наконечником, и с тех пор у них есть рыба. Персиваль первый раз в жизни выслеживает и убивает мелкого зверя ради еды и испытывает по этому поводу такой восторг, что едва сдерживает крик. С тех пор у них есть ещё и мясо.