Как повесить ведьму

– Просто опусти все личные подробности, – разрешает дух. Он не выглядит раздраженным, скорее решительным.

– Я… я вижу духов. По крайней мере одного. – Ноль реакции, мне даже кажется, что они не услышали.

– Так и знала, – восклицает Сюзанна.

– Ты колдунья, – говорит Мэри.

– Нет, не колдунья.

– А призрак сейчас здесь? – скептически интересуется Элис.

– Да.

– Докажи.

– Нет.

Мне не нужно смотреть на Элайджу, чтобы знать: трюки он показывать не будет. Элис поднимает бровь. Мэри нервно оглядывает деревья, ища Элайджу.

– Пожалуйста, может, мы пойдем? Мне надо домой.

Элис в ответ поднимается с покрывала, Мэри подскакивает, словно не может дождаться, чтобы скорее выбраться отсюда. Нужно задать им еще так много вопросов. Какая-то частичка меня боится, что это я – причина всех творящихся ужасов. Может, проклятие – это часть меня?

Мы задуваем свечи и складываем все в сумки Мэри и Сюзанны. В лесу становится даже темнее, чем прежде. Элис оборачивается ко мне:

– Если ты лжешь о призраке, а на самом деле как-то замешана во всех смертях и я это узнаю, последствия тебе не понравятся.

– Я потеряю не меньше тебя, если мы не выясним, как снять проклятие.

Полагаю, такой ответ ее удовлетворил, потому как Наследница развернулась и, не сказав больше ни слова, зашагала прямо в темноту деревьев.

– Элис, – зову я, она останавливается, в черноте леса виднеется только блондинистая макушка. – Видение, которое у нас только что было. Что сказала Элис Паркер, когда та девочка обвинила ее в колдовстве?

Мэри сказала, что им известны эти истории, но мне нет. Как бы ни относились ко мне Наследницы, эти женщины пытались нам что-то сказать. Элис оборачивается:

– В ответ на обвинения она сказала: «Видит Бог, пусть в это же мгновение разверзнется земля и поглотит меня, если хоть одно слово ее правда».

Глава 33 Зла, не расстроена

– Иди сюда. – Слова Вивиан резкие и колючие.

Прежде чем войти в комнату, я смотрю на напольные часы в передней. Время 21:27. Знаю, что пропустила устроенный мачехой ужин, но сейчас я даже не могу взглянуть на нее спокойно, хочется одновременно расплакаться и наорать на нее.

– Извинись, и, возможно, я не посажу тебя под домашний арест.

Стоило бы просто подчиниться и уйти к себе.

– Нет!

Ты извиняйся. Тебе плевать на моего отца… на нашу семью.

Вивиан отставляет в сторону бокал вина и встает.

– Тебе совсем не жаль, да?

– Саманта, оставь ее, – говорит Элайджа, стоя рядом с грудой пустых винных бутылок.

– Может, тебе стоит побеспокоиться о том, как навестить отца, а не бегать все свободное время по магазинам или напиваться.

Взгляд ее ожесточается. О, я знаю его. Мы достигли точки невозврата.

– Как-то ты слишком общительна для девочки, которая уверяет, что всего лишь хочет быть рядом с папочкой.

– Ты понятия не имеешь, чем я занимаюсь.

– Я огорчила тебя, mon chou? – насмехается мачеха, используя ласковое прозвище, которым в детстве звал меня отец. Оно означает «мое маленькое пироженко».

– Иди ты! – Ногти впиваются в ладони.

Ладонь Вивиан хлещет меня по щеке так сильно и молниеносно, что на секунду перед глазами все чернеет. Я вздергиваю подбородок и пристально смотрю на нее. Не тру щеку, хотя она чертовски болит. Хочется заявить Вивиан, что я нашла страховой отчет, обозвать ее всеми лестными словами, какие только смогу придумать, но не успеваю я сказать и слова, как до этого спокойно стоящий на столике стакан с вином разбивается об пол.

Вивиан вздрагивает.

– Ты наказана.

Она переводит все внимание на разбитый бокал. Элайджа, который, я почти уверена, посодействовал этому маленькому происшествию, легко касается моей руки.

– Не доставляй ей удовольствия видеть твое расстройство.

Я киваю и кидаюсь в комнату, Элайджа идет следом. Все тело пробивает дрожь. Я захлопываю дверь за спиной и закрываю задвижку. Стою посреди комнаты, кипя от злости. Элайджа поднимает мой подбородок, стирает слезу со щеки холодным пальцем.

– Я зла, не расстроена, – говорю голосом, в котором расстройства явно больше, чем злости.

– Не нужно передо мной объясняться.

Я благодарна ему за это. Не хочу говорить сейчас о чувствах. Чего действительно хочется – это вернуть папу.

– Принесу тебе лед. – Элайджа исчезает из комнаты.

– Не плачь, – втолковываю я себе, промокая глаза рукавами черной толстовки, и делаю несколько глубоких вздохов. Элайджа вновь появляется с маленьким пакетиком льда и вручает его мне. – Спасибо.

Он кивает.

– Не желаешь ли, чтобы я принес чашечку чаю? Официальность его вопроса застает меня врасплох.

– Честно говоря, да. Мне бы очень хотелось выпить чаю. Присоединишься ко мне?

– Конечно.

Он исчезает, а я снимаю ботинки. Брожу по комнате с пакетиком льда у щеки, стараясь выкинуть Вивиан из головы и решить, что делать дальше. Почему мое лицо сливалось с лицом Коттона? Что это значит? Меня не радует идея, что мы связаны. А если это все же так, неужели он застрял здесь, как Элайджа… или хуже, он заточен внутри меня?