Как мы меняемся (и десять причин, почему это так сложно)

Похоже, в моей профессии искусство оскорбления доведено до совершенства. Этот термин не только обиден, но и неверен. Если индивиду трудно расстаться с родными стенами, это не значит по умолчанию, что с ним что-то не так, это не бракованная ракета. Часто это результат сложной природы любви – и все-таки это любовь – и страх потерять связь с теми, с кем был близок на протяжении большей части своей жизни. Те, кто не покидает родной дом сразу после окончания школы, часто хватаются за возможность ощутить, что их по-прежнему любят. Они боятся, что если изменятся, то потеряют это чувство. Такое поведение нельзя назвать серьезным, но оно объяснимо. И уж совершенно точно это не провал.

Вот еще один перл из моего профессионального жаргона – «вседозволенность». Специалисты, занимающиеся избавлением от зависимости, часто говорят родителям, что неспособность их отпрыска вести трезвый образ жизни проистекает из их готовности помогать ему во всем. Родителям внушают, что они позволяют сыну или дочери пить, поскольку запутались в отношениях с ними. Это еще один оскорбительный подход. Вседозволенность (под этим подразумевается гиперопека), как поясняют специалисты, – элемент зависимого поведения, свидетельствующий о «патологической семейной модели» (очередное оскорбление!), частью которой они являются. Часто эксперты, ставящие такие диагнозы, – молодые люди, у которых еще нет детей, и им незнакомо непрерывное беспокойство и сводящая с ума тревога, которые появляются на свет вместе с потомством. Особенно это справедливо для ситуаций, когда ребенок подвергает себя опасности. Встречая таких людей, которым какой-нибудь двадцатилетний юнец навесил ярлык «позволяющего все родителя» (о чем они сконфуженно мне сообщают), я говорю, что у меня есть более точный термин для такого типа поведения: любовь.

Терять связь с теми, кто был тебе близок, – родителями, личным наставником, тренером по теннису, врачом, консультантом сообщества АА, друзьями, с которыми вместе зависали в баре, – тяжело, это разбивает сердце. Но иногда, чтобы двигаться вперед и измениться, приходится менять и эти отношения. И порой, как в отношениях «родитель – ребенок», риск утратить важный источник психической энергии очень велик, поскольку уменьшение тревоги отражается в снижении уровня исключительного внимания и заботы. И это возвращает нас к факту, что в любых отношениях плохое всегда перевешивает хорошее.

Тяга не менять свои негативные черты связана не только с тем, что вы хотите сохранить свои отношения с окружающими. Вы также ничего не хотите менять в отношениях с самим собой.

ДЕСЯТАЯ ПРИЧИНА: СОПРОТИВЛЕНИЕ ПЕРЕМЕНАМ ЗАЩИЩАЕТ ОТ ИЗМЕНЕНИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ С СОБОЙ

Измениться – значит поменять отношение к себе.

Символично, что это последняя причина не меняться. В каком-то смысле предыдущие девять причин тоже касались изменения отношения к себе. Движение вперед означает следовать в неизвестном направлении под руку с надеждой и, сопротивляясь ветрам перемен, принимать новые позы; приходится признать, что новая версия себя несет единоличную ответственность, настроена серьезно и в то же время в духе игры и не боится спросить себя «Что дальше?»; перемены требуют изменить взаимоотношения с собой в зоне смирения, самоотверженно страшиться ожиданий, быть готовым уничтожить память о перенесенной боли и выстроить новые или преобразовать прежние отношения с окружающими. Именно поэтому изменить себя так сложно: перемены рождаются в результате мысленного диалога с собой и о себе.

Пора мне признаться, что я немного солгал на страницах этой книги. Правда в том, что в моем кабинете не такой уж и бардак, как я старался изобразить. Начав писать книгу, я решил, что чистый офис поспособствует этому процессу. А потому навел порядок и убрал все лишнее. И мне удается поддерживать чистоту: в конце дня я прибираюсь и раскладываю вещи по местам. Мой кабинет, конечно, не образец скандинавского аскетизма, но спустя полтора года моего творчества в нем все еще порядок.

Однако чистота в офисе не отражает мое восприятие себя. Проведя годы в бардаке и всего лишь девять месяцев в организованном пространстве, я все равно чувствую себя неряхой. Многие годы мучений из-за неорганизованности создали образ раздосадованного и пристыженного человека, окруженного кучей хлама. Уверен, такое восприятие себя связано не только с рабочим местом, оно отражает десятилетия, прожитые с внутренней стигмой нарушения обучаемости, наиболее яркий признак которого – неорганизованность. Уверен, имеют значение и другие, более глубокие мотивы. Но каковы бы ни были истинные причины, я буду чувствовать себя неуютно, если кто-нибудь похвалит мою способность содержать кабинет в таком порядке. Как будто я веду двойную жизнь: мошенник, создавший идеальные декорации для своей аферы.