Как молоды мы были

Замерло солнце в июньской истоме,
песня далекая в сердце звучит.
Старая песня – как память о доме.
Время летит, летит…

Паинькой был, не грешил против правил,
все опасался дурацких обид.
Матери снова письмо не отправил.
Время летит, летит…

Кровью своею платил за идеи,
брал не монеты – здоровье в кредит.
Думал беспечно: еще молодею.
Время летит, летит…

Ах, почему нас волнуют детали?
Где вещий колокол в землю зарыт?
Занят художник добычей регалий.
Время летит, летит…

Все относительно. Кто прочитает
еле заметный мой нервный петит?
Иней не искрится. Искренность тает.
Время летит, летит…

Русское слово, российские дали.
Мягкое сердце да жесткий гранит.
Где еще стольких солдат потеряли?
Время летит, летит…

Как торопливо приходят рассветы!
Все остальное – совсем не спешит.
Ах, как медлительны даже ракеты!
Время летит, летит…

«…И станет почва вязкой и болотной…»

…И станет почва вязкой и болотной,
и надо будет сдерживать себя.
Руби наотмашь
         и живи полетно,
пока с тобой считается судьба!
Да будут ближе к небу наши гнезда, —
пока во имя модной новизны
еще не все зарифмовали звезды,
пока не все сердца приземлены.
Сквозь зла и злата сумрачную плесень
сумей взлететь, взлететь на страх врагам,
покуда мы в безмолвии и песне
верны себе.
         И люди верят нам.
Пока еще не доконали стрессы,
пока еще не затянул уют,
пока подруги,
         словно стюардессы,
нам взлетные конфетки подают.

«Старая платформа… электричка дачная…»

Старая платформа… электричка дачная,
да в одни ворота – яростный футбол.
Говорят, счастливый я, говорят, удачливый…
Отчего ж единственный поезд отошел?

Сердце встрепенется и вдогонку кинется
за кустом сирени, срубленным давно.
Добрая Малаховка, милая провинция…
Крест-накрест заколочено низкое окно.

Все поспешней жизнь моя.
            Не новей – неóновей:
мертвенная бледность в яркости огней.
Все спешим куда-то по тропе гудроновой,
а она тропинок детства не прямей.

Постоянство