Как католическая церковь создала западную цивилизацию

Лас Касас был абсолютно убежден, что на практике такие войны будут катастрофой для народов, в них участвующих, и повредят распространению Слова Божьего. По его мнению, положение в Америке было «настолько серьезным и трагическим, что любые отвлеченные академические спекуляции на эту тему представляются безответственными, легкомысленными и возмутительными».[293] Лас Касас считал, что с учетом поврежденности человеческой природы использование силы по отношению к туземцам обязательно повлечет за собой негативные последствия, и утверждал, что применение насилия в любой форме является абсолютно недопустимым с моральной точки зрения. Он считал, что принуждение нельзя использовать не только для обращения аборигенов в христианство, но и для обеспечения безопасности миссионерской деятельности, что Сепульведа считал допустимым.

Витория со своей стороны считал, что в ограниченном числе случаев применение силы против туземцев оправданно: в частности, тогда, когда это связано с защитой самих туземцев от их собственных кровавых и диких обычаев. Для Лас Касаса же этот довод был слишком большой уступкой страстям тех алчных и жестоких людей, которые, несомненно, сумеют воспользоваться этой лазейкой, предоставляющей потенциально неограниченное число поводов для войны. В ходе своего знаменитого спора с Сепульведой, предъявив большое число аргументов против точки зрения оппонента, он в заключение добавил, что даже если бы Сепульведа был прав, он не должен был публично выступать с такой позиции. Как объясняют два современных исследователя, Лас Касас осуждал Сепульведу за то, что своими теоретическими рассуждениями «он вводил в соблазн и поощрял людей, склонных к насилию».[294] Лас Касас считал, что многочисленные негативные – запланированные и ненамеренные – последствия войны всегда перевешивают любые добрые намерения помочь туземцам таким образом; этот аргумент противники военных «гуманитарных интервенций» активно используют и в наши дни.[295]

Современный исследователь пишет: «Чтобы положить конец всякому насилию по отношению к индейцам, Лас Касас должен был доказать, что война против них в принципе не может быть справедливой». Поэтому он старался опровергнуть любые аргументы, которые, стремясь ограничить возможности для войны, считали оправданной войну хотя бы в некоторых обстоятельствах.[296] Лас Касас был убежден, что любые «миротворческие» меры такого рода вредны для миссионерской деятельности, так как присутствие вооруженных людей отвращает умы и сердца туземцев от всех завоевателей вообще и от миссионеров в частности.[297] Инструментами миссионеров должны быть исключительно «кротость, Слово Божье и личный пример, подаваемый трудами и праведной жизнью».[298] Он был убежден, что туземцев можно привести в лоно христианской цивилизации настойчивыми и искренними стараниями, а использование для этого принуждения и порабощения будет одновременно и несправедливым, и контрпродуктивным. Об искреннем обращении к Христу может идти речь только в условиях мирного диалога.

Помимо писательских занятий, проповеди и политической деятельности, Лас Касас пятьдесят лет своей жизни посвятил трудам на благо туземцев, стремясь к реформе отношений с ними, и в первую очередь выступая за отмену так называемой энкомьенды – института, приводившего к огромным злоупотреблениям. Именно в энкомьенде Лас Касас видел причину несправедливого обращения испанцев с аборигенами Нового Света. Так называемому энкомендеро поступала под опеку группа индейцев, которую он должен был защищать и наставлять в христианской вере. Взамен жители его энкомьенды должны были платить ему дань. Первоначально энкомьенда не предполагала предоставления энкомендеро политической власти над туземцами, но на практике часто именно так и было. Кроме того, уплата дани часто имела форму принудительного труда. Поскольку у самого Лас Касаса тоже когда-то была энкомьенда, он прекрасно знал все пороки этой системы и боролся (не слишком успешно) за искоренение этого зла.

В 1564 году, подводя итог прожитой жизни, Лас Касас написал в своем завещании: «Господь, в своей бесконечной благости и милосердии, избрал меня, его недостойного слугу, предстателем за народы Индий, законных владетелей индейских земель и королевств в годы невиданных и неслыханных доселе обид и разорений, учиненных им нашими испанцами… и ходатаем за возвращением им их первоначальной свободы, несправедливо у них отнятой… Я трудился при дворе кастильских королей и многажды проделывал путь из Индий в Кастилию и обратно в течение пятидесяти лет начиная с года 1514-го, ради Господа нашего и из сострадания к гибнущим во множестве разумным людям, мирным, достойным, скромным, простодушным, восприимчивым к нашей католической вере… и ко всякому доброму обычаю».[299]