Как католическая церковь создала западную цивилизацию

Некоторые утверждали, что туземцы Нового Света не обладают разумом или во всяком случае их разум недостаточно развит для того, чтобы они могли пользоваться правами собственности. В ответ на это Витория высказал два аргумента. Прежде всего неразумие тех или иных людей или народов не оправдывает действий, направленных на отъем у них их владений или же их порабощение, потому что недостаток умственных способностей ни в коей мере не аннулирует права частной собственности. «Мне представляется, что несмотря на это они [умственно отсталые и безумцы] могут обладать правом владения, потому что они могут страдать от несправедливости, но – и здесь в голосе Витории слышатся сомнения – вопрос о том, есть ли у них право владения, я оставляю юристам».[289] Однако, как считал Витория, это чисто теоретический вопрос, поскольку американские индейцы не безумны. Они безусловно одарены разумом, этой уникальной особенностью человеческого рода. Витория писал, развивая тезис Аристотеля о том, что природа ничего не делает впустую: «На самом деле они не лишены разума, просто они используют разум по-своему. То, что они разумны, очевидно: у них имеется определенный общественный порядок, упорядоченные города, институт брака, судьи, правители, законы… Они не делают ошибок в очевидных вещах, что тоже свидетельствует об их разумности. Господь и природа обычно не отказывают большинству представителей биологического вида в специфических для этого вида качествах. Но специфическим качеством человека является разум, и если его возможности не используются, то они остаются втуне».

В последних двух предложениях Витория имеет в виду то, что невозможно себе представить, что значительная часть человечества может быть лишена разума, этой отличительной особенности человека: Бог не стал бы лишать ее того дара, который дает человеку особое место среди тварных существ.[290]

Хотя Витории принадлежит наиболее систематическое изложение этих взглядов, которые разделяли многие испанские мыслители XVI века, самым известным критиком испанской колониальной политики был священник, епископ Бартоломе де Лас Касас. Именно от него мы знаем то, что нам известно об Антонио де Монтесиносе, монахе, с чьей страстной проповеди начались все эти споры. Лас Касас, на чьи взгляды оказали большое влияние профессора из университета Саламанки, разделял мнение Витории о разумности индейцев. Если значительная часть рода человеческого лишена разума, то это значит, что при ее сотворении была допущена ошибка. Если предположить, что столь многие люди лишены того, что отличает человека от скота и позволяет ему узнать и возлюбить Господа, то из этого следует, что Его желание, чтобы все люди откликнулись на Его призыв, не может быть исполнено. Так Лас Касас отвечал тем, кто говорил, что аборигены Нового Света относятся к тому роду людей, которых Аристотель называл «рабами по природе». Для этого их было слишком много, а, кроме того, они не были настолько близки к животному состоянию, чтобы концепция Аристотеля была к ним применима. Но в конечном счете Лас Касас пришел к тому, что в этом вопросе Аристотель ошибался. Он предлагал привлекать аборигенов к христианству «кротостью, в соответствии с учением Христа» и предлагал отказаться от учения Аристотеля о «прирожденных рабах»: «На нашей стороне заповедь Христа: возлюби ближнего, как самого себя… хотя он [Аристотель] был великим философом, его учености оказалось недостаточно, чтобы встретиться с Богом».[291]

В 1550 году состоялась знаменитая дискуссия между Лас Касасом и философом и теологом Хуаном Хинесом де Сепульведой, известным своей поддержкой применения насилия против аборигенов Нового Света. Один историк назвал ее «ярчайшим примером того, как империя публично подвергает сомнению легитимность собственных прав и этические основания собственной политики».[292] Оба участника спора выступали за проповедь христианства среди туземцев и стремились сделать их членами Церкви, но Лас Касас считал, что это должно происходить мирно. Сепульведа не утверждал, что у испанцев есть право завоевывать земли языческих народов лишь потому, что они язычники; его аргументация состояла в том, что обращению аборигенов в христианство препятствует их низкий уровень развития и варварские обычаи, поэтому для серьезной миссионерской деятельности нужно, чтобы эти народы в той или иной форме поступили под испанскую опеку. Он хорошо осознавал, что практическое применение верной теории – в данном случае теории, морально оправдывавшей войну с индейцами, – может быть сопряжено с такими сложностями, что в конкретных обстоятельствах от ее использования, может быть, разумно отказаться. Значительно больше его интересовал фундаментальный вопрос о том, можно ли теоретически доказать, что война против индейцев справедлива.