Как испортить хороший текст. От кульминации до финала

Что в итоге?

Следующее собрание «ошибок выжившего»:

№ 41 – ориентироваться на лишённых чувства языка;

№ 42 – недооценивать важность грамотности;

№ 43 – переоценивать значение филологической подготовки;

№ 44 – ссылаться на успехи авторов, которые пишут плохо;

№ 45 – злоупотреблять количеством слов;

№ 46 – делать основную ставку на языковые трюки.

Не надо писать по примеру профессионально непригодных: лишённому чувства языка нечего делать в литературе – так же как лишённому слуха и чувства ритма нет места в музыке.

Не надо писать неграмотно: издатели, редакторы и корректоры не бросятся спасать безграмотный текст – у нищих слуг нет.

Не надо писать в расчёте на то, что два-три гуманитарных образования автоматически повышают вероятность создания шедевра: книгу пишет автор, а не его дипломы.

Не надо писать, ориентируясь на успех пишущих плохо: неизвестно, чем они заплатили за свои публикации и в чём истинная причина их успехов.

Не надо писать, стремясь к успеху за счёт количества используемых слов: слова следует не считать, а взвешивать – подлинное значение имеют только смыслы.

Не надо писать, упирая на словесную эквилибристику: трюки лишь превращают литературу в цирк.

Ро́ндо – не столько трюк, сколько литературный приём: автор заканчивает тем, с чего начал.

В начале этого раздела речь шла об изменениях, которые постоянно происходят в языке. Под конец можно вернуться к разговору о том, поддаются ли управлению такие процессы.

Однажды римский император Тиберий в публичном выступлении сделал грубую ошибку. На это указал грамматик Помпоний Марцелл. За Тиберия вступился юрист Атей Капитон: мол, если выражение и нарушает латинскую норму, оно станет нормой благодаря императору. Помпоний возразил: «Ты, Цезарь, можешь давать право гражданства людям, но не словам».

Так больше двух тысяч лет назад появилось крылатое выражение: «Даже Цезарь не выше грамматиков». Юристы могут изощряться, сколько угодно, – в языке их методы бесполезны…

…хотя попытки реформирования продолжаются. Со времён Петра Первого русский язык пережил несколько таких попыток и три с половиной радикальные реформы.

В 1710 году был упрощён алфавит: из него исключили избыточные греческие буквы, заменили кириллические обозначения чисел арабскими цифрами, а сохранённые буквы стали писать иначе.

В 1750-х, в елизаветинское время, Ломоносов и Тредиаковский сделали орфографию менее логичной, зато Ломоносов разработал для России научную грамматику.

На рубеже 1917–1918 годов одним из первых декретов новая российская власть объявила реформу, которую учёные готовили много лет ещё при старом режиме. Снова были отменены несколько букв и твёрдый знак в окончании слов мужского рода, изменились правила написания окончаний и некоторых приставок…

В 1929 году специальная комиссия занялась разработкой новых «Правил единой орфографии и пунктуации с приложением краткого словаря». Труд был вчерне закончен к 1940 году, война помешала довести его до ума, и реформу объявили только в 1956 году. Новые правила оказались несовершенными. Положение спас великий знаток русского языка Дитмар Розенталь: для исправления промахов своих коллег он составил словарь, которым профессионалы пользуются до сих пор.

В 1964-м снова зазвучали призывы радикально упростить язык, чтобы правила соответствовали низкому уровню грамотности населения. Опасную затею обсуждали на всех уровнях, вплоть до руководителей государства – тоже невеликих грамотеев. По счастью, реформа провалилась, иначе язык семимильными шагами двинулся бы в сторону пиджин, а читать романы русских классиков стало бы так же сложно, как переписку Ивана Грозного с Андреем Курбским: «Разумевяй да разумеет, совесть прокаженну имуще, якова же ни в безбожных языцех обретается. И больши сего глаголати о всем по ряду не попустих моему языку…».

В 1973 году возник ещё один проект, предлагавший компромиссы между реформами 1956 и 1964 годов. Он тоже оказался нежизнеспособным.

Можно порадоваться тому, что ущербный проект реформы 2000 года закончился ничем, новый свод правил русского языка 2006 года лишь объяснил детали существующих норм, и очередная попытка навязать естественному языку искусственные требования тихо угасла в 2009-м.

Наверняка будут появляться всё новые и новые проекты. Для чиновников и администраторов от науки, которые мечтают оставить след в истории, реформа языка представляется самым безопасным способом. Трогать экономику – себе дороже, она не прощает надругательств. Реформаторы надеются, что язык смолчит.

Не смолчит. И не позволит собой управлять.

Во-первых, даже Цезарь не выше грамматиков.

Во-вторых, проведённые реформы наносили ущерб языку и культуре, уничтожая часть их корней.

В-третьих, конструктивная часть реформ фиксировала уже произошедшие изменения в языке и закрепляла результаты его естественного развития, а не забегала вперёд, указывая, куда развиваться.

Неологизмы Карамзина прижились, а неологизмы Пушкина – нет.