Николаю Лескову критики ставили в вину «чрезмерность накладываемых красок». Лев Толстой относился к Лескову в целом неплохо, но писал, что у коллеги «много лишнего, несоразмерного… Сказка всё-таки очень хороша, но досадно, что она, если бы не излишек таланта, была бы лучше». Своеобразная позиция – упрекать писателя в излишке таланта…
Лесков спокойно воспринимал претензии к нарочитой выразительности своей речи, «чрезмерной деланности», «обилии придуманных и исковерканных слов, местами нанизанных на одну фразу» и тому подобные выпады критиков. «Писать так просто, как Лев Николаевич, – я не умею. Этого нет в моих дарованиях. <…> Принимайте моё так, как я его могу делать. Я привык к отделке работ и проще работать не могу».
Николай Степанович сравнил отделку своих работ с простотой письма Толстого так, что стилистически безупречная лесковская проза оказалась противоположностью корявого толстовского стиля. Всё логично.
Лесков отметал и претензии к индивидуальным речевым характеристикам своих героев. «Меня упрекают за этот ˝манерный˝ язык, особенно в ˝Полунощниках˝. Да разве у нас мало манерных людей? Вся
Всё это к тому, что главный и, по сути, единственный настоящий критик творчества любого автора – он сам.
О славе
Автору, который работает в границах шаблонов и схем, литературные коучи обещают прямой и светлый путь к успеху, регулярное издание книг и непременное превращение их в бестселлеры.
Художественная литература ничего подобного пообещать не может. Скорее наоборот: в творчестве не бывает ни прямых путей, ни безоблачных перспектив, ни гарантированного успеха. В нём есть лишь удовольствие от постоянного самосовершенствования и духовного роста – если, конечно, речь о литературе, а не о составлении текстов по методичкам коучей.
У хорошего писателя редко складывается благополучная жизнь. Хороший писатель слишком непохож на окружающих. В 1922 году об этом со знанием дела рассуждал Виктор Шкловский, уподобляя себя и своих коллег шахматной фигуре:
⊲
Тот, кто видел больше, чем пешки и короли, становился заложником профессии сто лет назад, и сейчас картина та же. Прямой дороги не будет. Автору, метящему в писатели, предстоит ходить боком, как шахматный конь, то есть жить трудно, а о признании разве что мечтать.
Может ли реклама помочь прославиться?
Конечно.
Более того, только реклама и может.
Если есть шанс превратиться в медийного персонажа, этот шанс необходимо использовать. Тот, кто маячит на экранах телевизоров, на страницах глянцевых журналов или в интернете, – рекламирует себя и привлекает внимание большой аудитории. Правда, такая популярность быстро затмевает неочевидную перспективу литературного успеха и заставляет о нём забыть…
…хотя можно и не забывать. Публика потребит всё написанное медийным персонажем, и всерьёз трудиться над текстами опять-таки нет смысла. Зачем нужны творческие мучения, если слава уже пришла?
Слава – маркетинговое понятие, а не литературное.
У писателя Генри Джеймса ушло полвека на создание дюжины пьес, двадцати романов и больше чем сотни рассказов. Всё это имело успех, но первую книгу никто не покупал до тех пор, пока он не дал в газету объявление: «Молодой красивый миллионер хочет познакомиться с девушкой, похожей на героиню книги Генри Джеймса». Тираж разлетелся за сутки, автор стал знаменитым.
Байка умалчивает о литературных достоинствах романа и о том, хорош ли был Генри Джеймс как писатель. Речь лишь об остроумном рекламно-маркетинговом трюке, который заинтересовал читателей.