Как я решила умереть от счастья

— Я даже не поняла, когда она умерла. Не знаю, зачем вообще подошла к ней. Я ведь не впервые увидела на земле бездомную, к несчастью. В Париже что в метро, что на улицах бомжей всегда полно. Не знаю, почему именно она. Я вышла от вас в прекрасном настроении… А потом как будто услышала ее зов. Радар, что ли, какой у нас, у отчаявшихся? Она дрожала, она мучилась молча, совсем одна, в своем описанном тряпье, никто не обращал на нее внимания. Вонь была жуткая, но я все равно подошла, что-то меня тянуло. И когда она протянула мне руку, я даже не задумалась, тут же ее взяла. Это ведь самая естественная реакция, нет? Разве можно оттолкнуть протянутую руку?

— Сильви, вы потрясены, что нормально, ведь вы видели смерть во всей ее неприглядности. В нашем обществе смерть обычно скрыта от глаз, табуирована, и вдруг та несчастная умирает прямо у ваших ног. Зато сегодня вы совершили очень благородный поступок. Вы подарили опустившейся женщине немного тепла и участия, возможность уйти по-человечески. Сами того не желая, вы проводили ее в последний путь и попрощались с ней за всех нас. Очень немногие способны на это.

Я слышу его, но почти не слушаю.

Почти всю жизнь я прожила одна и теперь понимаю, что не хочу умереть одна. Хочу, чтобы и меня кто-то держал за руку. Какая разница, где умирать — на платформе метро или дома, в теплой ванне? То же убожество, то же одиночество. Не хочу.

До сих пор я не осознавала, каким унылым будет мое самоубийство. Мне казалось, что ванна с душистой пеной и красивый купальник создадут атмосферу тепла и едва ли не радости. Но нет.

Единственное, чем та женщина отличается от меня, — запах. От меня не пахнет мочой, зато одиночеством разит за километр.

Франк с улыбкой берет мою руку. Я что, машинально ее протянула или это он инициативу проявил? Смерть бездомной изменила правила этикета.

— Сильви, только вы решаете, быть ли вам одной. У вас нет с той женщиной ничего общего, однако вы помогли ей. И это замечательно. Без вас она ушла бы, окруженная всеобщим равнодушием, наедине со своей болью и грязью. Вы хороший человек, Сильви. И я думаю, в каком-то смысле вы уже умерли.

— Что?

— Несколько недель назад вы пришли сюда в очень плачевном психическом состоянии. Вы страдали. Но той Сильви больше нет. Я вижу перед собой не страдающую женщину, а возрожденную. В глубине души вы изменились и даже не понимаете, насколько. Умереть можно и в символическом смысле — вы живое тому доказательство. Та Сильви, которой вы были все сорок пять лет, скончалась. Вы умерли, чтобы родиться заново.

Слезы тихо ползут у меня по щекам. Каждое его слово эхом отдается во мне, но я уже не знаю, что думать. Не знаю даже, кто я. Просто усталая женщина. Я ложусь на кушетку. Кажется, все мои вещи пропитались запахом бездомной, а может, это смерть въелась в кожу.

— Спасибо, Франк, мне бы немного поспать…

— Я вам вызову такси.

— Не беспокойтесь, я не поселюсь у вас на кушетке, просто дам отдохнуть глазам.

Передо мной снова всплывает помятое лицо женщины без имени и возраста. Узнаем ли мы, кем она была? Отмучилась… Жила на улице и умерла в подземке… Но хоть не собачьей смертью — благодаря мне.

Похоже, я сегодня потеряла психотерапевта и нашла друга.

14

Просыпаюсь в своей кровати, одетая. Абсолютно не помню, как оказалась здесь. В голове черная дыра, будто я вышла из комы. Или перенесла маленькую смерть — так сказать, репетиция перед роковой датой. Только сердечный и ободряющий голос Франка звучит в ушах. Это он меня сюда привез? Он, конечно. Трудно представить его в моей квартире, в моей спальне. Нет, не трудно — невероятно, просто фантастика. К реальности меня возвращает воспоминание о покойнице. Как ее забыть? Как забыть ее ужасный запах? На часах половина восьмого; у меня, наверное, встроенный будильник внутри. Я подскакиваю. Поскорее все снять с себя, постирать, а лучше выбросить, чтобы вместе с одеждой испарились и кошмарные картины, переполняющие мое сознание. Бегу в душ. Надо немедленно смыть эту грязь, и я ожесточенно трусь парфюмированным мылом. Поскорее отмыться, поскорее прийти на работу, увидеть людей, поговорить. Я все еще жива. «Возрождение», — сказал бы Франк. При мысли о нем я невольно улыбаюсь.

В офисе Лора уже вовсю болтает с другими ассистентками Нелли и Корин — они вместе ходят на зумбу. Нелли — крашеная блондинка, а пышка Корин вечно сидит на диете.

— Тебе принести кофе? — предлагает Лора.

— Нет, спасибо, я с вами тут попью, если позволите.

Они смотрят на меня так, будто у меня все тело покрыто непристойными татуировками.

— Конечно, мы только рады, — спохватывается Лора.

— Да-да, пожалуйста, — вынуждена поддержать ее Нелли.

Недоумение в их глазах трудно скрыть. Что ж, неудивительно. Все эти годы я с ними почти не говорила. Большую часть времени проводила у себя в кабинете, встречая их разве что в туалете или в коридоре. Я была призраком третьего этажа.

— Со мной вчера такой ужас в метро приключился…

— Ох! На тебя напали? — чересчур театрально пугается Корин.

— Нет, я увидела бездомную женщину…

Они откровенно разочарованы.