Как я был волком

– Где ты видишь здесь собаку, которая друг человека? – огрызнулся я и сурово свел брови, заставляя Тому думать практично. – Это зверь, людоед, который только что загрыз несколько человек. Это волк. Настоящий волк. А еще это мясо, жареное мясо, натуральный белок, который очень необходим растущим организмам.

Тома поперхнулась выделившейся слюной, но сопротивления не прекратила:

– Все равно.

Я равнодушно пожал плечами:

– Как хочешь. Хотя бы не мешай.

Тушу волка я вывесил над костром прямо в шкуре, на вертеле из верхушки ствола молодого дерева. В нос ударило паленым. Юлиан принес палку с сердцем и печенью.

– Клади вниз, в угли, – приказал я.

– Сгорят!

– Увидим. И не забывай смотреть по сторонам, жаль упустить такой ужин.

Тома тихо сидела на корточках, уставившись на пламя. Ее щеки покраснели от давно забытого ощущения опаляющего жара. Лицо то приближалось, то, разгорячившись, отодвигалось. Вместе с лицом, словно завороженное, вперед-назад качалось тело. Тома вытянула вперед ладони, потом села на землю и подставила огню ступни. Увидев, какие они грязные, она вскочила и умчалась к озеру с придушенным криком:

– Мужчины, называется. Могли бы сказать, какая я чумазая!

Точно, мы же не домылись, было не до того, ни тогда, ни сейчас.

– Только осторожнее и как можно тише! – бросил я вслед.

Взгляд сам собой вернулся к будущему пиршеству, от которого заранее сводило желудок. Раньше я не жарил мяса в таких условиях. Собственно, никогда не жарил сам, только присутствовал. Оказалось, все не так просто. Иногда я поворачивал центральную оглоблю с тушей, подставляя волка огню другим боком. Огонь с удовольствием съедал все. Туша при этом не желала висеть со смещенным центром тяжести, она проскальзывала и опрокидывалась. Не важно. Если прожарится хоть кусочек, все будут счастливы.

Почувствовав одуряющий запах, я решился:

– Доставай свой шашлык.

Юлиан понял не слово, а смысл, и с готовностью выдернул из углей чуть тлеющую палку с насаженными потрохами. Его зубы уже норовили вонзиться…

– Стой! – оттолкнул я руку, выбивая еду практически из его зубов. – Горячо!

– Это как?

Ну, дите малое.

– Ладно, попробуй, но о-очень осторожно.

– Ааа! Как в огне!

– Это и называется горячо, – сообщил я удовлетворенно, вновь переводя взгляд на тушу: – Думаю, еще минут пять…

Послышался стук зубов – вернулась Тома:

– А это называется холодно.

Теплу пламени она сначала подставила спину, а по высыханию и даже некоторому покраснению повернулась к огню лицом.

– Вкусно! – вполголоса завопил Юлиан. – Нереально вкусно!

Его челюсть вовсю перемалывала чуть остывший кусок.

– Дай-ка.

Я откусил с его «шампура». Фу. Сказал бы когда-то. Снаружи горелое, внутри почти сырое. Но после пещерных деликатесов…

– Приятного аппетита, – сказал я. – Тома, помоги.

Вдвоем мы сняли шкворчавшую тушу с огня. Игнорируя внешний палено-едкий смрад, мы вдыхали вкусный дым изнутри. Сводящий с ума запах заполнил не только легкие, но и весь пищевод.

– Значит, не будешь? – подначил я.

– Сам дурак.

– Как будем рвать?

– Зубами, – кровожадно сообщила Тома.

Как только подостыло, я надгрыз и вырвал две сгоревшие снаружи ноги. Одну я протянул Томе, еще одну выломал себе Юлиан. Долго не слышалось ничего, кроме блаженного чавканья.

Мясо. Жареное. В стране людоедов и вегетарианцев. Нектар и амброзия.

Юлиан разделил подгоревшую тушу на куски. Где-то не прожарилось, где-то выгорело полностью, но некоторые части – м-м-м… Ради этого стоит жить на свете. Что такое банальное «увидеть Париж» по сравнению с жареным мясом?!

Непрожарившиеся куски я подкладывал Юлиану. Ему и это бесподобно, а нам больше вкусного достанется.

Через некоторое время мы уже придирчиво выбирали, где откусывать, а что выбрасывать. Выбросить пришлось много. Первый блин… то бишь волк – пеплом.

Насытившийся Юлиан спросил:

– Что такое тарзанка? Я правильно назвал?

– Да, – сказала Тома, – это…

– Веревка над водой, – опередил я, произнеся одновременно с ее начальным «да».

Тома обиженно надула губки. Юлиан недовольно выдохнул:

– Это я понял. Для чего?

– Для удовольствия.

Вытаращенные глаза парня оккупировали пол-лица:

– Какого?

– Ну, этого самого. – Я сотворил руками неопределенное движение. – Прыгать.

– Самому? Зачем?!

– Ты же прыгал, поэтому не «зачем», а «куда». В воду. Ощутить полет.

– А-а, – протянул он, успокаиваясь.

Теперь удивленно вскинулась Тома:

– А что?

– Вообще-то, там собирались вешать человека. Я думал, что вы в курсе. Скорее всего, его и повесили перед уходом. Мы к озеру не спускались, а то бы увидели.

Аппетит был безбожно испорчен.

– Если им веревку не жалко, – продолжил Юлиан, прожевав еще кусок и довольно рыгнув, – то она там и висит. Но с трупов они все сняли. Наверное, и повешенного скинули, а веревку забрали.

Внесем в копилку развлечений: прокатиться на петле для висельника. Ставим галочку.

Брр.

Тьма окружила догорающий костер. Мы огляделись.

Спать прямо здесь? У костра не замерзнем, это плюс, но местность открыта как на ладони, а это такой минус, что перечеркивает любой плюс. Спасут только большое количество людей с оружием и псина, оставленная на охране.

Мечтать не вредно.