Хотелось пить и есть. Настороженно оглядываясь, мы спустились с дерева, гнездо предварительно разворошили, но жесткий каркас оставили – вдруг еще пригодится. Точного плана на будущее у меня не было. Из ближайшего: отмыться, напиться, поесть, не попасться врагу и разжиться оружием. И одеждой, хотя сейчас это вторично. Если не вливаться в человеческое общество, а продолжать выживать в лесу, без вещей даже сподручнее. Насчет вливания в общество стоило подумать: в какое именно и с какими целями. Нужна информация. Нужен «язык». Хотя бы рыкцарь из пещеры или крестьянин из деревни.
Лес был пуст. Ушли все. Юлиан пробежал по следам на четвереньках, принюхиваясь и приглядываясь.
– Стая спугнула волков, волки ушли на запад, а сама стая – на восток.
– А мы пойдем на север, – объявил я. – Там еда и необходимые знания.
Повернувшись спиной к горам, мы двинулись в путь.
– Сколько лет ты в человолках? – полюбопытствовала Тома у нового члена команды.
Юлиан закатил глаза, что-то высчитывая, и через минуту уверенно сообщил:
– Много. Я выглядел мельче своих лет. Не говорил от страха. А моих болтливых ровесников убили и съели.
– Но ты тоже… – Томин взор посерел. – Ты ел мясо.
– Иначе не выжить. Я долго отказывался. Но когда стоял между жизнью и смертью…
– Сделал не тот выбор, – жестко вставил я.
Юлиан не стал возражать:
– Возможно. Но так случилось. Теперь ничего не изменить.
Мы помолчали.
– Куда мы идем? – осведомился наш попутчик, перелезая очередной буерак.
– В первую очередь – ищем воду, – объяснил я.
– Недавно прошли пригорок, – кивнул назад Юлиан. – Справа в яме было озеро.
Тома подавилась смешком.
Тяжело быть командиром. Нужно не только следить за выполнением команд, но и правильно ставить их.
Хорошо, что возвращаться оказалось недалеко. Типичное для этих мест озерцо во впадине сияло ровной гладью, в воде отражалось небо. Счастливо заорав, Тома бросилась вперед. Оглушительный взрыв взметнул пенную стену из воронки, где погрузилось тело. Я боязливо оглянулся. Стоило ли так выдавать себя шумом?
Тома об этом не думала. Она быстро и умело превращалась в белого человека. Юлиан предложил:
– Иди, я подежурю.
– Скоро сменю, – кивнул я.
Ледяная масса, что притворялась водой, приняла меня в объятия. К-к-как Т-тома здесь моется?!
Недолго потершись, пришлось покинуть водяной холодильник. В озеро с разбега запрыгнул Юлиан.
В узкой прогалине между деревьями я подставился лучам местного ноябрьского солнышка. Лепота. Не жизнь, а сказка. Первобытный рай.
На бережок вылезла Тома. Чистенькая, свеженькая. От влажной кожи в пупырышках валил пар.
– Посматривай вокруг на всякий случай, – сказал я, снова спускаясь вниз.
Навстречу вылез Юлиан.
– Я подежурю, – сообщил он. – Мойся спокойно.
Его литые мышцы сверкали в отблесках света. Отмытый живот бугрился квадратиками. Влажная грива развевалась, как у модели из журнала. И – огромные ресницы над синими телячьими глазами. Картинка, а не человек. Идеальный самец, как его некоторые почему-то представляют. Хорошо, хоть где-то природа подгадила, морозной водой съежив до микроскопических размеров.
Юлиан направился к Томе, под прямые горячие лучи солнца. Сказал мыться спокойно? Мое спокойствие тут же улетучилось, потому закончил я как можно быстрее. Мы двинулись дальше. Юлиан оглядывался вместе со мной и, наконец, не выдержал:
– Еда. – Его палец указал на низкие деревца между скрывавшими их большими.
Сквозь зеленое и коричневое там пробивалось что-то яркое.
– Апельсины! – разнесся ликующий вопль Томы.
Именно. Дикие апельсины оказались кислыми, но кого это смущало? После питания горьким, сырым и почти несъедобным брызжущий солнцем фрукт унес в рай. Сок тек по щекам и груди, капал на ноги, постепенно покрывая все. Мы не могли остановиться.
– Стоп, – скомандовал я. – Юлиан, можешь связать из тонких веток мешок или какую-нибудь емкость?
– Что? – не понял он.
– Я могу, – вызвалась Тома.
Юлиан наблюдал за ее действиями и повторял. Изготовление нескольких циновочек с последующим сплетением их друг с другом вышло нескорым. Но мы никуда не торопились. Полученные две емкости мы наполнили фруктами и, для удобства переноски, снабдили длинными постромками. Мы с Юлианом взвалили котомки за плечи.
Одними апельсинами сыт не будешь. По дороге встречались коренья и кое-какие вкусные насекомые, что-то съедалось сразу, остальное пополняло заплечные мешки. Тома на ходу плела еще одну котомку, себе. В первом же ключе, бившем из земли небольшой струйкой, мы не столько напились, сколько отмылись от липкой сладости. Тома со смехом брызгалась на нас, зябко уворачивавшихся. Вода здесь, как и везде, была холоднющей до безумия.
– Юлиан, ты помнишь родителей? – обернулась к нам цветущая Тома, когда отправились дальше.
Парень вздрогнул и съежился:
– Кого-то помню…
– Братья, сестры есть?
– Не помню. – Он совсем смутился.
– А свой дом помнишь? Комнату? Место, где проводил время? Где спал, где ел, где играл?
Юлиан сник окончательно.
– Увижу – узнаю.
– Перестань мучить человека, – остановил я неиссякаемый фонтан вопросов. – Дай время. Он еще не все слова вспомнил.