Как я был пособием

– У меня спрашивали имя, и я назвался Мухой, как было раньше. Совсем раньше.

Царственно глядя в окно на притихший поселок, Тома пробовала разные позы, меняла жесты, оттачивала взгляд – все же цариссита теперь, а не какая-то задрипанная царевна, каких по двенадцать на дюжину. Тома пыталась соответствовать – так, как это сама понимала. Подтекст сказанного мной, видимо, остался непонятым, Тома подошла и опустилась на корточки поближе к моему лицу – сработало предупреждение дяди Люсика насчет ушей в стенах.

– Ты же Чапа?

– Чапа – прозвище. Дескать, похож на погибшую царевну. – Наш разговор мог слышать только Юлиан, настолько в свое время мы развили способность понимать друг друга по губам. Шепот перекрывала даже вода, стекавшая по мне в таз. – Когда я напоролся на Дарью, думал, что мне каюк. Голос и телосложение изменились, но лицо и манеры остались прежними. Назовись я просто Чапой, логическая цепочка уже обвилась бы у меня вокруг шеи.

Юлиан продолжал поливать и драить. Мне это не мешало мыслить, даже как-то помогало. Мешало близкое соседство Томы – времена стаи остались в прошлом, появилась привычка видеть ее одетой.

– Как будем выкручиваться? – Тома задумчиво куснула свой ноготь.

– Моя мама – Елена, и официальным лицам всегда буду представляться как Муха Еленин, а потом добавлять: прозванный тобой Чапой. Если же снова заведут разговор насчет того, что делается в «нашей» долине, да еще с пристрастием… Об истинных нравах за кордоном сообщать нельзя. Надо придерживаться версии, что там все как здесь. Кто-то из местных когда-то переселился, так возникло отрезанное от остального мира поселение.

– А если проверят?

– Как? Они даже о существовании долины не знали. Правда, есть человек, который оттуда сбежал…

В таких случаях принято радостно протянуть: «Сюрпри-и-из!» Сюрприз действительно получился. Тома нервно пихнула меня коленом в бок:

– Не тяни! Кто? Когда? Почему?

– Дед Ефросиньи. О прошлом он говорить не желает и вообще скрывает, что не местный.

– Наверное, тоже приняли за черта и хотели убить?

– Возможно.

В голове крутилось что-то еще. Я сосредоточился и потянул сопротивлявшуюся мысль за хвостик. Хвостик оказался хоботом, а мыслишка, соответственно, размером со слона

– Или он в самом деле черт, – продолжил я. – То есть, скрытый землянин, как я или дядя Люсик. Приход из-за гор – легенда, вот он ничего и не рассказывает, потому что сам не знает. Подводим итог: происходящее за горами здесь неизвестно. Исходим из этого. Какую фамилию дадим Юлиану, когда спросят?

– Чтобы не путаться, пусть тоже будет Еленин.

Меня передернуло:

– Брат, что ли?

– Не хочешь?

– Твою маму зовут Валерия, пусть он будет Валерьин. Такое не забудешь.

Тома кивнула.

– Готово, – провозгласил Юлиан, поднимаясь у меня за спиной.

– Спасибо. – Я вновь перешел на шепот. – Итоговая версия: за горой – долина, внешнее описание дадим настоящее…

– Юлиан, слушай, всех касается, – перебила Тома, вновь усадив его рядом с собой.

Я продолжил в два подставленных уха:

– Количественно – одна большая деревня, живут не в домах и башнях, а в горе, а остальное вроде бы все как здесь: по три мужа, верят в Аллу. Но в долине нет ничего полезного – ни металлов, ни коней, ни даже волков, потому там испытывают недостаток во всем, все силы уходят на выживание. Перебираться через гору настолько опасно, что обратно мы не пойдем ни за какие коврижки, только под страхом смертной казни. За общим столом я говорил, что только мы с Юлианом каким-то чудом выжили после перехода. Можно уточнить, что большой отряд преследовал кравших продукты человолков и отважился на такую авантюру ради выживания племени, а на эту сторону живыми перебрались лишь двое, из них один головой повредился. Такая статистика удержит от глупых экспериментов. Запомнил, Юлиан, что говорить, если спросят?

Его стриженная голова согласно мотнулась вниз.

– А если пошлют разведку? – задумчиво прошептала Тома.

– Что-то мне подсказывает, что после прихода туда Малика с рыкцарями от прежней жизни в долине камня на камне не останется.

– Я больше не нужен? – Юлиан отошел, показывая, что дальнейшие наши секреты его не касаются, а если касаются, то, понятное дело, мы его позовем или потом все расскажем. В смысле, Тома расскажет. И покажет.

Его взгляд устремился в окно, куда недавно глядела Тома – видимо, выискивал, куда именно она так внимательно смотрела.

Тома взяла ковшик и, пока я домывался, зачерпывала из ведра и поливала меня, считая, что помогает. Иногда это вправду помогало, но иногда вгоняло в краску. Я отобрал у нее ковш.

– Ты мне полотенце и халат обещала.

– Ой, прости.

Коленки, почти касавшиеся моей левой щеки, распрямились, многоступенчатая ракета тела вознеслась в невероятную высь и умчалась, как на реактивной тяге. Осталось только посмеяться сравнению, ища сопло или представляя варианты толкающей силы. Ох, трудно жить с богатым воображением, особенно, когда оно не совсем подвластно уму. А оно, если честно, никогда не подвластно.