Как я был пособием

– Причина во мне? – донесся едва слышный шепот. – Ты именно меня не хочешь?

– Хочу, – убито сообщил я. – Но люблю другую.

– Разве это мешает?

– Категорически. Отвергает саму мысль.

– А Антонина? Вы разве не…

– Не.

– Но вас так долго не было.

– Мы – не, – жестко повторил я. – По той же причине. Любить можно разными местами. Я предпочитаю сердце.

Варвара ничего не сказала.

– Обижаешься? – Я с дружеским сочувствием пожал ее плечо. – Не надо. Ты же ни при чем.

Варвара резко повернулась:

– Вот это и обидно.

Помолчав, она глухо прибавила:

– Прости, я не обижаюсь.

И, еще тише, практически неслышно:

– Завидую.

Она закрыла глаза. И я закрыл. Надолго ли?

Глава 5

Тягучее давление внизу живота выпихнуло из убежища в ночь. Уже из охватившего мрака я заметил, как вслед за мной поднялся еще кто-то. Понятно, та же ерундистика, по-научному – физиология. Долго в холодной воде сидели. Теперь набегаемся.

Чтобы не смущать «коллегу», пришлось отойти подальше. Я тщательно полил деревце. Первый же шаг обратно столкнул меня с подкараулившей ученицей.

Глаза-бусинки как у мышки. Жгучий взгляд. За впалыми щеками прячутся две нити мелких зубчиков, похожих на клыки неутоленной молодой вампирши. Крупный лоб выставлен чуть вперед, напоминая обиженного теленка, только хилого и тощенького.

– Ефросинья? – узнал я. – Ты за мной следила?

– Хочу поговорить.

Прикрывавшаяся, несмотря на тьму, руками, она нервно ждала ответа, словно от него зависела жизнь.

Я присел на корточки, сложив руки пониже живота, и кивком указал на место рядом. Опершись о землю, худенькая царевна опустилась на крепко сведенные колени, ее ступни поочередно вытянулись пальчиками назад, и весь вес переместился на выставившиеся кверху пятки. Даже проминаться было нечему. Тем не менее, тщедушное тельце гордо выпрямилось. Свободно ниспадающие каштановые с рыжиной локоны, во тьме просто черные, занавесили грудку.

– В нашей семье есть тайна.

Интригующее начало.

– Если тайна, то, может, не надо?

Ефросинья помотала головой. Завеса волос колыхнулась, но взгляд цепко держался меня:

– Ты же из-за горы?

– Ну…

– Мой дед тоже оттуда.

Холодная капля пробежала по позвоночнику.

– Он жив? – с мерзейшей надеждой на нехорошее поинтересовался я.

– Конечно.

Душевный озноб усилился.

– И что у вас в семье говорят о долине и ее людях?

Ефросинья скривила губки.

– Ничего. Никогда ничего не рассказывали, даже требовали молчать о самом факте. А дед такой красивый. Самый сильный. Таких мужчин я больше не видела.

Мечтательный вздох унесся в небо.

– Расскажи, как вы там жили, – попросила Ефросинья.

– Ну… жили. Рыбу ели.

– Это что?

– Еда. Вкусная. Из большой воды добывается.

– Ух ты! А свадьба во сколько зим?

Я опустил голову.

– Очень рано.

– Я уже могла бы?

Сколько ей – лет пятнадцать-шестнадцать или так выглядит из-за худобы? Маленького роста, не по годам серьезная. Белокожее тело недоразвито до стороннего осознания владелицы как объекта искушения, но худые бедра и узкий таз – не повод для хозяйки не воспринимать себя как равную взрослым особь. Перед глазами пролетели Люся, Миледа, Верана, Тирана…

– Думаю, да. Как раз в твоем возрасте делается выбор.

– Что за выбор? – насторожилась ночная собеседница.

– Уходить ли во взрослую жизнь.

– Решают сами?! Круто! А мальчики?

– Тоже. Решают для себя, что уже взрослые, что готовы осуществлять права и нести обязанности. Они проходят определенное испытание, и – вперед.

– У девочек тоже испытание?

Я замешкался. Не рассказывать же о праве первой ночи у старого хрыча. С трудом, но придумалось, как не соврать ни в одном слове:

– Им нужно определенное время отслужить во дворце.

– Где?

– В башне, – поправился я с учетом местных реалий. – В самой главной.

– В крепости?

– Точно, в крепости, но крепость в горах построена иначе, она расположена внутри одной из гор. Как только придут новенькие желающие повзрослеть – можно выбирать мужей.

– Сколько мужей у вас разрешено?

Наверное, не стоит сообщать всю правду.

– Здешняя система мне нравится чуть больше.

– А в невестории вас учат?

– Нет. Все своим умом. На своих ошибках.

– Как думаешь… – Ефросинья замялась, – мы с тобой не родственники?

Не проясняет ли эта плюгавая пигалица насчет невесторства? А если взять и набиться в родню, сказав, что да, возможно? Помогу ли своей легенде?

Глупость. Выдам и себя, и нормально прожившего жизнь деда, сбежавшего из каменного века.

– Вряд ли, – уверенно заявил я. – Из моей родни никто к вам раньше не попадал.

– Отлично, – царевна воодушевилась. – Сейчас ты командир, а я подчиненная…

Многозначительное заявление, подумал я.

– …но так будет не всегда. Потом ты станешь обычным войником и, в конце, возможно, принцем Тамариным. Или не станешь. А я, – вскинулась гордая головка, – в любом случае буду цариссой. Я единственная дочь.

– Угу, – внес я свою лепту в беседу.

И поглядел по сторонам. Не люблю разговоров один на один. Если его затеяли – значит, чего-то хотят. Если затеял не я – значит, чего-то нужного не мне.

Хрупкая царевна встряхнула головкой:

– Да что же такое. У меня ощущение, что я тебя сто лет знаю.