Как я был пособием

О, как. У нас. Не забыла моей угрозы бросить или просто привыкла всегда быть с кем-то?

Что ж, у нас план есть.

– Нужно пройти вверх течения до гор, где на противоположной стороне остался лагерь, и еще столько же.

– Зачем еще?!

– Селиверст говорил, что течение прибило их к нужной нам стороне. Воспользуемся. Сделаем плот, это такие связанные бревна. Еще нужны будут весла, ими гребут и направляют – как на том кор… корыте, которое застряло у берега и вызвало все неприятности. В идеале желателен парус, но это я уже размечтался.

– Чем стволы перешибать будешь?

Интересно, царевна спросила на полном серьезе или, зная некий фольклор, замысловато издевается? Я обернулся, готовый вспылить, и наткнулся на погасший взор понуро опущенного лица. Не язвит. Даже не думает, ей не до того.

Я бодро отрапортовал:

– Кажущиеся нерешаемыми проблемы будем решать по мере возникновения.

– А если они по-настоящему нерешаемые?

– Забыла молитву возвышения?

– Молитвы поднимают дух. Они помогают решать проблемы, но сами их не решают.

– Неправда. – Я покачал головой. – «Возвышенку» я могу укоротить до единственного на все случаи жизни правила трех «эн»: Нет Ничего Невозможного.

Пауза. Вздох. Голос-стон, больше похожий на скулеж:

– Если живешь с этим в душе, то да. А если не получается?

– Для того, чтобы получалось, надо делать. Другого пути нет. Кстати, сказанное применимо абсолютно ко всему.

Охапка сухого хвороста в моих руках вдвое превышала царевнину. Заметив отставание, спутница стала хватать не совсем то, что нужно.

– Брось. – Я указал глазами на поднятую ей крючковатую коряжку. – Хотя…

– Я тоже подумала, что похоже на дубинку. Даже на топор.

На Руси такое оружие называлось клевцом. Палка заканчивалась острым зубом вбок. Чуть поточить его о камни, подержать на костре…

– О, кострище!

Мой вскрик вышел тихим, но сил нам обоим он прибавил не хуже калорийного питания или хорошего пинка. Впереди берег оказался продавлен следами причаливавших лодок, здесь их вытаскивали на берег. Вокруг – дремучие заросли. На защищенной от ветров полянке с кострищем высилась поленница… нет, не знаю, как назвать напиленные пеньками складированные бревна. Поленница – она из нарубленных дров, поленьев. Непорубленные круглые куски бревен называются чурками. Чуркница?

Место выглядело безопасным. Пока. А если появятся нежданные гости – куда деваться? Видно же, что сюда часто пристают суда. Кто-то был совсем недавно – запах еще витал в воздухе. Быстро переворошенная зола похоронила мечты об угольке, придется все же добывать огонь трением, что долго и муторно. Стоит ли заниматься этим здесь?

– Держи. – Я перегрузил свои запасы хвороста растопырившей руки Марианне, ставшей похожей на противотанкового ежа на ножках. Хворост был объемным, но не тяжелым. – Сможешь идти?

В ответ – кряхтение и ощупывание почвы приподнятой ступней.

– Хотя бы видишь, куда идешь?

– Буду двигаться на ослепительное солнце твоего тыла. Прекрасный ориентир.

– «Давай я понесу багаж, а ты понесешь меня», сказал Чебурашка.

– Что?

– Ностальгия.

Взвалив на плечо приемлемый по весу надтреснутый пенек, я зашагал дальше. Минут через десять пригодная для прохода просека свернула вглубь леса и пошла вдоль ручья, периодически терявшегося в траве. Я постоянно притормаживал, прислушивался, приглядывался. Наконец, местечко было выбрано: журчащий ручей образовывал запруду размером с заречное «озеро», завеса раскидистых крон прикрывала низинку с трех сторон, а с четвертой будущий лес еще только пробивался сквозь недавнее пожарище. Остовы деревьев торчали зубами дракона, знакомого с кариесом, вдали виднелся поросший травой холм. До него было далеко, места здесь безлюдные, есть шанс обойтись без ненужных приключений.

– Перекур. Сваливай.

До сих пор Марианна перемещалась в пространстве исключительно на чувстве долга. Вместе с хворостом она свалилась сама – навзничь, как неживая. И не забыла прикрыться. Странное создание. Шарахает ее из крайности в крайность.

– Нужны веревочки, – подала она голос.

– Длинные?

– Вот такие.

Узкая ладонь обрисовала два пояска на теле – на талии и поверх груди. Непревзойденный выверт логики: детально показать человеку, что и как собираются от него скрыть. Умора. А еще – изощренное издевательство. Царевнины заскоки мне совершенно не нравились, я все же привык, что парни добиваются девушек, а не наоборот.

Кстати, а откуда взялась привычка?

Фильмы. Литература. Окружение.

Сформированное предками мировоззрение заставляло думать, что иначе не бывает. А если где-то бывает, то это неправильно.