Как читать книги

Это обращение он перенял у Боба и Алана и «милой» называет всех. Представьте себе, что всех когда-либо живших людей называли «милыми» и никак иначе. Саддама Хусейна, Муссолини, Аттилу. Поневоле задумаешься о ходе истории.

– Баиньки, Олли, – шепчу я, снова накрывая клетку.

Для очистки совести я заглядываю к Шарлотте и ковбоям, ощущая себя надзирательницей, проверяющей заключенных. Все в полном порядке.

Миша отвечает после первого гудка.

– Все хорошо в птичьей стране, – негромко говорю я. – Как и в прошлый раз.

– С какой птицей? – спрашивает он.

Я слышу, как льется вода, звякает стакан.

– Со всеми.

– Насколько вялая?

– Что?

Я слышу далекий женский голос, снова звон, снова льется жидкость.

– Вайолет, – говорит Миша тоном рассерженного босса, – вы извлекли ее из клетки?

– Кого? Шарлотту?

– Ладно. Не трогайте ее.

– Она спит, – ничего не понимая, говорю я. – Зачем мне ее трогать?

– Да, хорошо, да. – И он отключается.

– Батюшки, подумать только! – верещит из-под покрывала Олли.

– Твой учитель сошел с ума.

Я снова поднимаю покрывало и распахиваю дверцу, Олли тут же перебирается мне на плечо.

– Папочка не разрешает тебя трогать, – шепчу я, – а мамочка говорит, что можно.

Я целую его в клюв и, чтобы не потревожить остальных, перехожу в Комнату для наблюдений. Мне уже все равно не заснуть, Олли не спит, а ему так не хватает внимания, поэтому вот.

– Красиво здесь ночью, малыш Олли, – глядя в окно на пустой кампус, говорю я.

В сиянии полной луны деревья отбрасывают длинные жутковатые тени. Кампус расположен в самом сердце жилого района, полного всякой мешанины, трехэтажные здания зажаты между массивными строениями Викторианской эпохи с круговыми террасами. Здания университетского городка тут будто пришельцы с другой планеты.

– Мои куриные мозги! – радуется Олли.

Этой шутке его научила одна студентка, и Миша уволил ее за неуважение к птицам. Я пересаживаю Олли на насест, чтобы поговорить с ним лицом к лицу. Он склоняет голову, так ему лучше видно.

– Мозги у тебя не куриные, – говорю я. – Ты мой самый умный, самый милый мальчик.

– Вот именно! – вскрикивает Олли. – Вот именно!

Мой смех громким эхом разносится в пустой комнате – как тут сдержаться? Четыре месяца назад меня освободили из тюрьмы, а теперь уже август. Ночи холоднее, у меня есть работа, я дружу с Харриет и с Фрэнком и знаю, что такое «взаимное исключение».

Я сажусь на пол, прикрываю глаза и пою для Олли «В саду», куплет за куплетом. Он пытается подпевать, но потом решает просто слушать. Не помню, была ли я когда-либо счастливее.

Но Он велит мне уйти,
Через голос горя
Его голос зове-е-ет…

– Вайолет.

Я резко умолкаю, решив, что Шарлотта выбралась из клетки и как-то открыла дверь, в ее случае я ничего не исключаю, но это Миша. Он подходит, протягивает руку, мягко берет Олли и относит его в Птичью гостиную.

Я иду за ним, но не знаю, что сказать. Я сделала что-то не так? Или так? Кажется, я понимаю, что происходит. Наверное, это из-за жены он по телефону нес чушь и позвонил мне среди ночи не для того, чтобы проверить птиц, а чтобы мы оба оказались здесь, но я молчу – вдруг все не так.

– Извините, что я вытащила Олли, – шепчу я.

Он оборачивается ко мне:

– Вы еще здесь.

– Да.

Время будто мерно бьет в колокол.

– Не уходите.

У него есть жена. Я знаю, что у него есть жена. У Миши есть жена, я слышала ее голос, слышала, как она включала воду, наливала среди ночи стакан воды своему якобы встревоженному мужу, который теперь здесь, и я тоже здесь, и, о боже, я сама не своя от желания.

– И Он сопровождает меня, – поет Олли, громко и ужасно потешно, – и Он говорит со мно-о-й…

– Вы его научили, – замечает Миша, поправляя покрывало на клетке Олли.

– Он способнее, чем вы думаете, Миша.

Миша идет к двери и с тихим, недвусмысленным щелчком выключает светильник. Он открывает дверь в коридор и ждет. За все время, что мы работаем вместе, он ни разу не притронулся ко мне, разве что пожал руку и в первый день обработал ранку, когда меня клюнул Алан, но я чувствую себя «соблазненной», если воспользоваться словом из коллекции любовных романов Дженни Большой. Безоговорочно и бесповоротно соблазненной.

– Иди сюда, – говорит он.

И я иду. А как иначе? Похоже, так перемещаются лунатики. Я иду за ним по коридору в его кабинет, где он садится на свой слоновий диван. Я сажусь рядом, сознавая, что дышу как-то судорожно.

– Ты меня любишь, – бормочет он.

Сначала просто поцелуй, губы к губам, ничего непристойного, грязного или грубого, и, о боже, до этого дня мне и в голову не приходило, как, оказывается, неряшливо целовался Трой. Он был как собака-ищейка, а Миша – как кот, и не просто кот, а царственный и элегантный, как кот из гробницы фараона. Или кот-книгодержатель. Его губы такие теплые, и они совсем не мокрые, но и не сухие, и руки у него тоже теплые, они привлекают меня к себе, и вот я уже там, внутри этого раскачивающегося безумия. Наверное, правильное слово здесь «покоряюсь».