Как читать книги

Женщины одобрили и распродажу, и пятисантиметровый каблук – туфли Харриет купила спонтанно, это была ее первая легкомысленная покупка за многие годы.

– Племяннице понравятся, – сказала она. – Обязательно умыкнет их, когда приедет.

Сегодня им выделили Комнату для свиданий – хорошо освещенный прямоугольник с видом на поле. Харриет выложила содержимое сумки-шоппера: ручки, листы бумаги, свой экземпляр Йейтса и стопку книг Майи Энджелоу, которые она собиралась раздать в конце.

– Начнем? – предложила она.

– Давайте, – сказала Дезире.

Все расселись и хором произнесли заклинание:

Я читаю. Я мыслю. Я обсуждаю прочитанное.

– Сегодня у нас прощание с Йейтсом, будем писать любовные стихи, – сообщила Харриет. – Мы же учились у мастера, в конце концов.

– Мне будет его страсть как не хватать, – вздохнула Бритти. – Лучше парня не найти.

– «Свои мечты я расстелил; не растопчи мои мечты»[28], – процитировала Джасинта.

Йейтс сделал их мягче. Несмотря на расположение друг к другу, прежде женщины ревностно оберегали свое личное пространство, что вполне естественно, если ты в заточении; сильнее всего это проявлялось, когда они собирались в тесной подсобке, а вот в Комнате для свиданий они вели себя поспокойнее. Но чтение стихов Йейтса, его лиризм будто сгладили острые углы, и сегодня Харриет чудилось, будто атмосфера прозрачнее, не такая плотная.

– Зачем мне любовное стихотворение? – вопросила Дона-Лин. – Все мужики козлы.

Слушание ее дела откладывалось уже дважды, и она пребывала на взводе.

– Любовное послание необязательно должно быть обращено к мужчине, – сказала Харриет. – Или к женщине. Можете написать любовные стихи о месте. О предмете. О чувстве.

– О собаке? – оживилась Дженни Большая.

– Разумеется.

Дона-Лин нетерпеливо вздохнула.

– Оставь ее в покое, – сказала Рене, а Дженни Большая уже вовсю строчила.

– А обязательно пятистопным ямбом? – спросила Эйми.

– Ничего с тобой не случится, если попробуешь, – сказала Шейна, которая обычно ничего не писала, просто сидела с закрытыми глазами, пока остальные корпели над листками, а потом зачитывала то, что сочинила про себя.

– Делайте, как самим нравится, – разрешила Харриет. – Это не задание, а праздник.

– Что еще за праздник?

– Праздник в честь того, что вам наконец глянулся автор, которого я для вас выбрала.

Ее слова отозвались всплеском веселья, только Дона-Лин рассеянно барабанила пальцами по столу.

За окном таял летний свет, все склонились над листками. Какое-то время Харриет с волнением слушала, как шуршат по бумаге ручки, – такой умиротворяющий звук. Потом тоже начала писать, как случалось порой, удивляясь внезапному вдохновению. Ее ручка, летая по бумаге, включилась в общий хор.

Одна за другой женщины отложили ручки, все взгляды были устремлены на Харриет, лица светились удовлетворением от проделанного, увлеченностью. Вот такие минуты неизменно проникали ей в самое сердце.

Дороти, которая работала на кухне, всегда приносила на заседание кувшин с водой и стопку бумажных стаканчиков. И сейчас она и Эйми, пока остальные заканчивали писать или перечитывали написанное, разливали воду. Эта почти церемония – что-то среднее между званым чаем и предобеденным коктейлем – стала такой же неотъемлемой частью их встреч, как и вступительное заклинание.

– Неразбавленная водка с лимонной корочкой? – спросила Дороти.

– Мне сегодня латте, – попросила Харриет. – Двойной, и побольше пенки.

– Прошу. – Дороти элегантным движением склонила кувшин над стаканчиком Харриет.

– Я все! – победно возвестила Джасинта.

Женщины читали по очереди – как обычно, пламя сменял лед, и за каждым чтением, конечно же, звучали аплодисменты.

– Я написала любовное послание себе прежней, – сказала Джасинта. – Называется «Прежде». – Она провела рукой по плохо подстриженным волосам, откашлялась. – Ой, не знаю.

– Не трусь, – подбодрила Рене.

– Читай уже, Джасинта, – добавила Киттен.

– Давай, милая, – сказала Дороти.

Послушное милое дитя, – начала Джасинта очень тихо, и все подались вперед. Стихотворение разворачивалось в детской спальне, забитой плюшевыми мишками, заканчивалось словом «помни».

С полминуты все молчали.

– Спасибо, Джасинта, это чудесно.

Все захлопали.

– Харриет, теперь давайте вы, – сказала Бритти.

– Нет-нет, – возразила Харриет. – Это ваше время.

– Вы никогда не читали, Буки, – напомнила Дезире.

– Да мы никогда ее и не просили, – заметила Шейна.

– Простите, Буки, что мы никогда не просили, – добавила Мариэль.

– А вот сейчас просим, – заключила Дженни Большая.

И Харриет прочла несколько строк. Поэтической жилки в ней не было, но нынче ей на ум пришли несколько красивых оборотов. Свое любовное послание она адресовала – подумать только – новым туфлям. Женщина покупает туфли у мужчины с приятным голосом.

Звучал как поврежденная дождем виолончель.

– О, как классно! – восхитилась Рене.

– Ш-ш-ш, тихо! – одернула ее Дженни Большая.

С бьющимся сердцем Харриет продолжила описывать туфли, их «соблазнительную форму» и «глубокий блеск».