Как читать книги

Вайолет открыла вторую коробку и наклонила, чтобы Харриет увидела и свой подарок – точно такой же набор сияющих книжных кошек.

– Сам сделал, – сказал Фрэнк.

– Как это? – поразилась Вайолет.

– У себя в гараже.

– Нет, как вы такое сделали?

Фрэнк скупо описал процесс. У Харриет дядя был слесарем, так что она поняла все эти слова Фрэнка – фрезерование, зачистка, шлифовка, пайка, – но Вайолет не поняла ничего. Девушка просто слушала, приоткрыв рот.

Харриет ощутила, что ее предубеждение против этого человека дало трещину. Он нашел где-то металлические заготовки, сам придумал, начертил, разметил и своими руками сотворил эту красоту. Не самый плохой способ извиниться.

– Они, безусловно, прекрасны, – услышала она свой голос, – но, думаю, будет лучше, если мы их не примем.

– Я приму, – быстро сказала Вайолет. Она оглянулась, бросила на Харриет непонятный взгляд и так сжала книжных кошек, что побелели костяшки. – Они мне нужны.

Фрэнк Дейгл легко краснел и сейчас, явно зная это свое свойство, весь извелся. Харриет видела, что перед ними безвредный, спокойный человек, на какой-то миг вдруг впавший в неистовство, когда… встретил убийцу своей жены.

– Спасибо, мистер Дейгл, – сказала Вайолет.

Они еще какое-то время постояли между стеллажами, чувствуя неловкость. Что-то произошло, какая-то вполне ощутимая перемена, и Харриет решила, что человеческие чувства все же имеют химическую природу. Воздух то ли разредился, то ли уплотнился, но он определенно изменился.

Вайолет первая решилась нарушить паузу:

– Они не позволили мне поговорить с вами перед судом, мистер Дейгл. И после суда тоже. Я бы обязательно поговорила. Я хотела. Но ваша дочь запретила.

– Я так и понял, – кивнул Фрэнк. – Спасибо, что не отказались от подарка. – Он приподнял вторую коробку и посмотрел на Харриет: – Я тогда забыл, что держу стекло. Я бы никому не причинил вреда. Ни ей. Ни вам.

Харриет ужасно хотелось последовать примеру Вайолет, раствориться в этом моменте прощения, сострадания. Но, отказавшись, она понимала, что назад дороги уже нет. Она вовсе не боялась его, она просто не хотела ничего усложнять. В голове зазвучал насмешливый голос Корин: «Прекрати философствовать и возьми эти штуковины!» Но если она примет подарок, то не свяжет ли тем самым себя со странным, непредсказуемым человеком? И к чему тогда это вообще приведет?

– Можно положить их обратно в коробку, – сказал Фрэнк девушке. – Я на дно постелил бумагу, для сохранности.

– Лучше я так подержу, – сказала Вайолет, прижимая к себе металлических кошек.

И Харриет уже в который раз подумала, как, должно быть, ценится в тюрьме что-то, принадлежащее только тебе.

– Да, конечно, – сказал Фрэнк. – Тогда уберу коробку, чтобы не мешала.

Фрэнк подхватил пустую коробку, водрузил поверх отвергнутой Харриет, и на этом рандеву, к счастью, завершилось. Он ушел, а они так и стояли в отделе «Поэзия» и молчали.

– Харриет, за рулем была я, – сказала Вайолет. Голос у нее дрожал. – Знаю, вы бы предпочли, чтобы было по-другому.

– Конечно, предпочла бы, – сказала Харриет. – Но это не значит…

– Вы хотите, чтобы я была лучше, чем есть. Чтобы была кем-то вроде вас, кем-то хорошим, как вы сами.

– Ах, Вайолет.

– Я оставила ее там, Харриет. Оставила жену этого человека прямо там, думая только о том, как спастись самой, а теперь он извиняется передо мной. – Она еще крепче сжала металлических кошек. – Он извиняется передо мной.

И устремилась по проходу.

Пару секунд спустя Харриет услышала, как резко звякнул колокольчик над входной дверью, и подумала, как было бы хорошо, если бы она могла поговорить с Корин, ей так нужны сейчас участие сестры, ее строгая мудрость. Она вдруг увидела себя – совсем юную, слишком юную для того, что ей предстояло сделать, – вот она стоит у постели отца в их фермерском доме и смотрит в его безжизненное лицо. В руке у нее шприц. У отца впереди еще дни, недели, а возможно, и месяцы кормления с ложечки, обмываний, смены постели, ей всего лишь двадцать два, и она уже ухаживала за умирающей матерью, а теперь и за отцом, и у него такие же глаза в сеточке лопнувших кровеносных сосудов и пожелтевшие пальцы. Какое-то время она стоит над ним, сжимая шприц со слишком большой дозой морфия, сердце бухает, и это длится минут пять или десять. Он открывает слезящиеся глаза и угадывает ее мысли. Угадывает, что у нее на душе. Уничтоженная этим взглядом, она роняет шприц, взбивает подушку под его лысеющей головой, такой родной. Он все знает и умрет с этим знанием. Его дочь, его любимица.

Через несколько часов отец умер, а Харриет вскоре вышла за Лу – искала у него спасения. Но нужно ли ей было это? Разве не могла она спасти себя сама?