Они снова смеялись, целовались, и она отдала всю себя, и он отдал всего себя, и мир казался болванкой обработанного алюминия, да-да, именно так – сияющий, прочный и без единого изъяна.
Глава 28
У Харриет с Фрэнком теперь отношения, что бы это ни значило в их возрасте. Он занимается всяким мелким ремонтом у нее в доме, и дверные петли больше не скрипят, просевшие половицы заменены, кухонные ножи теперь как бритвы. Машина отполирована до блеска, машинное масло заменено, шины идеально накачаны. Харриет ни разу не проронила об этом ни слова, только однажды, когда мы стояли в очереди за мороженым, прошептала: «Чувствую себя как девочка».
Вчера Фрэнк возил нас на океан, на последнюю океанскую прогулку – уже конец сентября. Дул игривый ветерок, я шла за ними, собирая ракушки, которые, как мне казалось, должны были понравиться Олли, они сбросили обувь и со смехом, держась за руки, зашли в воду. Харриет резко взвизгнула от холода. Как мне тогда захотелось, чтобы Миша увидел это и представил себе нас, постаревших, представил, как мы плещемся в холодной воде, а нам так тепло.
Мы тоже влюблены, и это наша прекрасная тайна. Чародейка – вот как он меня называет. У нашего канала на «ютюбе» уже десять тысяч подписчиков, а Шарлотта на этой неделе красуется на обложке воскресного журнала «Бостон Глоуб». «Колдовство, – говорит Миша. – Ты колдунья». Я называю его «милый», словно богатая невеста из какой-нибудь книженции в мягкой обложке из коллекции Дженни Большой. Я слышу страсть в каждом его слоге, потому что страстью полон и каждый мой слог.
Я, как обычно, убеждаю себя: они с женой вместе не живут; они чужие друг другу; это брак без любви; их брак распадается; их брак лишь для удобства; их брака больше нет, но он любит ее родителей. Во всех моих вариантах его жена не фигурирует как реальный человек. Она «жена» – это название я могла бы выучить за один грецкий орех. Ореол блаженства вокруг меня слишком плотен, чтобы сквозь него просочиться правде.
Сегодня Фрэнк и Харриет придут знакомиться с птицами, но Миша не в настроении, он ожидает ответа рецензента на свою последнюю статью – второй этап анализа исследования по Постоянству предметов. К этому исследованию возник огромный интерес с тех пор, как я разместила видео, где Шарлотта играет в колпачки против девушки-хиппи. Шарлотта, мягко говоря, обыграла ее, проследив за четырьмя помпонами во время пяти перемещений, а девушку-хиппи очень развеселило, что она так вчистую продула попугаю, – потому-то я ее и выбрала. Ведь бывают и те, кто жутко обижается. А вот девушка-хиппи громко и заразительно смеялась, даже захлебывалась смехом, пофыркивая, так что Шарлотта тоже засмеялась (точь-в-точь как миссис Роча – я вдруг сильно по ней заскучала), и видео моментально стало мегапопулярным. За тридцать часов мы загребли четыре тысячи баксов. Помогло еще и то, что девушка была симпатичная. Не говоря уже о Шарлотте.
Я заглядываю в кабинет Миши – насупленный, он сидит за ноутбуком. Афганский платок миссис Роча по-прежнему наброшен на элегантное кожаное кресло. Поняв, что я здесь, он на секунду поднимает глаза и снова погружается в чтение.
– Миша, с минуты на минуту придут мои друзья.
– Разве мне есть до этого дело? – не отрываясь от экрана, ворчит он.
– Прошу тебя, будь любезным и обаятельным.
Он снова поднимает голову, очки чуть соскальзывают по переносице.
– Когда это вообще я не любезный и не обаятельный? – И возвращается к чтению – или, скорее, к перечитыванию.
Перед ним на столе последняя публикация доктора Сеннергор – короткая статья по называнию предметов, исследование настолько неубедительное, что я просто не знаю, зачем он вообще решил это читать.
– Миша.
– Что?
Я жду. Всего час назад мы были на диване из Букингемского дворца, сплетались в объятиях, дышали друг другом. Наконец он опять поднимает глаза.
– Это важно, – говорю я. – Для меня.
Он хмурится:
– Это какие-то особенные друзья?
– Как если бы у меня были родители – вот какие особенные.
Он закрывает крышку ноутбука:
– Твоих родителей нет на свете?
Я несколько потрясена – он, видимо, тоже – тем, что ему неизвестен столь важный факт моей жизни. Он и сам рано осиротел. Я думаю, он выбрал миссис Роча на роль «матери», по которой долго тосковал, но, возможно, я фантазирую. По моей теории все люди тайно тоскуют по той матери, какую всегда хотели иметь. Из-за этой тоски половина из нас превращается в обиженных младенцев, которым недоставало материнского тепла, а вторая половина – в суррогатных матерей для первой. После ухода миссис Роча Миша остался без направляющей силы, и следующий выбор логично пал на меня.
По словам Миши, я «лакомый кусочек», так что я не совсем мать. И все же, невзирая на возбуждение, которое он во мне вызывает, я не так уж редко чувствую себя его матерью. Успокаиваю, глажу по голове, однажды он уткнулся мне в грудь и заплакал. С другой стороны, иногда в первое мгновение после пробуждения на диване из Букингемского дворца мне кажется, что руки, обнимающие меня, – руки моей мамы.