Каирский дебют. Записки из синей тетради

– Все верно, кроме одного: благодаря мадемуазель Дюпре они точно знали, когда контролер явится в хранилище. Более того, они его ждали.

– Но зачем?! – воскликнул Лассаль.

– Чтобы убить, – холодно отвечал действительный статский советник. – Убийство с самого начала входило в их планы…

– И в чем же смысл такого убийства? – осведомился старец.

– До этого мы еще дойдем. Итак, я спросил мсье Лассаля, может ли кто-то подтвердить его алиби? Увы, наш друг оказался настоящим джентльменом и не пожелал впутывать в это дело женщину, с которой он провел ночь. Тем не менее, я был почти уверен, что это и есть мадемуазель Дюпре. Оставалась самая малость – узнать, кто она такая.

Загорский смотрел теперь только на старика, однако от внимания его не укрылось, что Лассаль и Моник вдруг обменялись быстрыми взглядами.

– Но имя наверняка вымышленное, – заметил Бланше.

– Разумеется, – кивнул Загорский. – Однако я полагал, что под ним она представлялась не только покойному Юберу. Наверняка под фамилией Дюпре ее знало еще какое-то количество людей. Если брать за образец деятельность шпионов, во время выполнения задания у них обычно есть некая главная личина, имя и род занятий, под которым они выступают, так называемая легенда. Один и тот же человек обычно не представляется в бильярдном клубе под именем, скажем, Жозеф, в москательной лавке – Арман, а в гостинице – Франсуа. Согласитесь, это может вызвать удивление окружающих. Поэтому во время выполнения задания для всех посторонних он одно и то же лицо. Я полагал, что примерно так же обстоит дело с и мадемуазель Дюпре. Можно было, конечно, пойти по всем гостиницам Монако, спрашивая, не здесь ли остановилась некая Дюпре, но это заняло бы слишком много времени. И тут я вспомнил, что у меня есть добрая знакомая, мадемуазель Моник Жамэ, которая всех тут знает. Во всяком случае, всех женщин, которые бы могли меня интересовать. Оказалось, что я прав, они действительно знакомы. Тогда я попросил Моник представить меня этой милой барышне, и она любезно согласилась.

– Вот как? – сказал Бланше, наводя на Моник свои бесцветные глаза. – Это очень интересно.

– Да, – кивнул Загорский. – Более того, прямо от вас мы собирались отправиться к этой замечательной женщине.

– Да, – быстро сказала Моник, – мы собирались. Однако…

Теперь уже все присутствующие смотрели прямо на нее.

– Однако, – продолжала та, – мадемуазель Дюпре уехала из Монако еще вчера утром. Я совершенно забыла тебе об этом сказать…

– Ах вот как, – затуманился Загорский. – Это несколько усложняет дело. Впрочем, не очень сильно. Открою вам маленький секрет: я все-таки опросил гостиничных портье. Но, разумеется, сделал это не сам, а с помощью нанятых мною мальчишек-рассыльных. Мне сказочно повезло: в гостинице «Эрмитаж» моему рассыльному описали внешность мадемуазель Дюпре, которая недолгое время снимала у них номер…

– Прощу прощения, господа, – Моник легко, словно бабочка, вспорхнула с кресла. – Увы, у меня срочные дела, и я вынуждена вас покинуть…

– А я все же попросил бы вас остаться, – не повышая голоса, сказал действительный статский советник. – В противном случае мне придется применить силу.

Все ждали, что строптивая барышня возмутится, однако Моник, как подкошенная, упала обратно в кресло и закрыла глаза. Загорский же продолжал, как ни в чем не бывало.

– Представьте себе, господа, мое удивление, когда в описании загадочной мадемуазель Дюпре я узнал свою добрую знакомую Моник Жамэ. Ту самую, которая сейчас украшает собой наше изысканное общество.

Бланше крякнул, Лассаль поднял брови, Загорский улыбнулся.

Да, да, все обстояло именно так. Однако понятно, что он не мог просто взять и сходу обвинить барышню в преступлении. Действительный статский советник решил проверить свою догадку и явился к мадемуазель Жамэ прямо в ее номер, который она снимала в гостинице «Де Слав». Как уже говорилось, он попросил ее познакомить его с Дюпре. Та согласилась. Однако он уже знал, кто такая Дюпре и потому на всякий случай остался в номере у Моник, чтобы она не сбежала. Он даже загородил креслом дверь ее комнаты, и сам сел в это кресло. Но, увы, он совершенно забыл, что в номере есть окна. Точнее сказать, он не забыл, но номер располагался на третьем этаже, довольно высоко над землей. Прыгать оттуда было смерти подобно, и он посчитал, что Моник никогда на такое не решится.

Он был прав, Моник не стала прыгать из окна. Однако, дождавшись, пока он уснет в своем кресле, она связала простыни и спустилась сначала на балкон второго этажа, а потом и на землю.

– Конечно, такой подвиг не по плечу обычной барышне, однако мадемуазель Моник в ранней юности работала цирковой артисткой, и специальностью ее были гимнастические трюки, – продолжал Нестор Васильевич. – Поэтому для нее вылезти из окна не составило никакой трудности. К несчастью, у меня очень чуткий сон, и просыпаюсь я буквально от каждого звука. Пока Моник спускалась по простыням, я с комфортом сошел по лестнице и, скрытый ночною тьмой, проследил, куда направится наша милая беглянка.