Каина

Мирейя, вернувшись поздно вечером, увидела, что падре спит и рядом с ним лежит раскрытый молитвенник. Она растроганно посмотрела на него: ангел Божий, да и только!

— Завтра будет великий день, — сказала она открывшему глаза падре. — Вы, я вижу, к нему готовитесь. Завтра вы отслужите первую мессу. Завтра к нам приедут туристы. Завтра будет великий день!

Глава 21

Сан-Игнасио жил ожиданием. Все готовились к встрече туристов. Лола с Дейзи ссорились по десять раз на дню, заранее деля клиентов и считая доходы. Но этим лучезарным утром все сияли, сегодня должно было состояться чудо, сегодня их поселок приобщится к благосостоянию и прогрессу!

Гаэтано написал разноцветными буквами большой плакат по-английски: «Добро пожаловать в Сан-Игнасио-де-Кокуй!» Плакат водрузили возле пристани, каждый сходил и полюбовался на него, а потом высказал критические замечания. Одни говорили — бледен, другие — мелковаты буквы, но Гаэтано отмел всю критику.

— Италия — страна великих художников, а я — итальянец, — заявил он и разом успокоил всех.

Маленькую площадь, свои дома жители украсили цветами. Инграсия еще рано утром напекла целый поднос аппетитнейших пирожков, которыми собиралась встретить дорогих гостей. Сержант Гарсия благородно предложил Инграсии пожить с мальчуганами в помещении полицейского участка на время приезда туристов, и мальчишки пришли в необыкновенный восторг, увидев двухъярусную кровать, на которой они будут спать. Мирейя забрала к себе Паучи и Жанет. Каталина устроила спальню в лавке. Кто на полу, кто в кладовке, но все обеспечили себе ночлег, и теперь, нарядившись в свою самую лучшую одежду, собрались на площади: падре наконец-то должен был отслужить мессу.

На столике красовались все святыни деревни: икона Спасителя, фигурка Девы Марии, святых Бернарда и Иеронима. Инграсия поставила свечи в подсвечниках, положила Библию. Все приготовились внимать слову Божьему. Не готов был один только падре.

Он улыбался, поправлял очки и то и дело отходил куда-то в сторонку, очевидно желая сотворить свою, особую молитву. Молитва у падре была в самом деле особенная.

— Гамбоа! — молился Галавис, воздевая глаза к небу. — Сейчас же сотвори какое-нибудь чудо! Я понятия не имею, как мне служить эту мессу! Придумай что-нибудь и избавь меня от разоблачения.

Инграсия прервала молитвенные размышления падре: люди заждались, пора было начинать.

Галавис про себя кипятился, он негодовал на Гамбоа. Подумать только! Оставить его в такую минуту! Но делать было нечего. Он подошел к импровизированному алтарю и благословил свою паству. На него смотрели счастливые и благодарные глаза Мирейи, доверчивые и ожидающие Лус Клариты, растроганные и умиленные Дейзи и Лолы. Падре и сам растрогался, так растрогался, что никак не мог начать мессу.

На помощь ему пришла Инграсия.

— Не могли бы вы сказать нам, падре, проповедь о туристах, надежде и прогрессе, — попросила она.

Галавис воодушевился, тема надежды была необыкновенно близка ему.

— Вы, конечно, слышали, — начал он, — что надежда умирает последней...

Падре говорил, говорил, может быть, не слишком складно, но искренне и прочувствованно:

— И все мы с большой надеждой ждем туристов, которые означают для нашей затерянной деревеньки связь с большим миром и прогресс. Мы ждем их все вместе, как одна большая семья. Да-да, именно семья, и, поверьте, это очень важно!

Поверьте мне, говорю я вам, потому что я — круглый сирота. Моя мать умерла, когда я был совсем маленьким. А теперь я обрел семью. Моей семьей стали жители Сан-Игнасио, и я благодарен нашему Отцу Небесному за то, что теперь я не одинок...

При этих словах все женщины вытерли невольно набежавшие слезы. И падре тоже вытер глаза. Он завершил свою «проповедь», и все дружно сказали: «Аминь». Месса была закончена.

— А причастие? — осведомилась добросовестная Инграсия.

— Это дело особое, — отвечал падре, — мне еще надо к нему подготовиться.

Подготовиться так подготовиться, простодушные жители Сан-Игнасио опять согласились с падре. И искренне поблагодарили его за чудесную мессу. Их очень растрогала проповедь. Галавис и на этот раз был спасен, спасен верой своих прихожан. Они успели поверить, что падре у них человек необыкновенный, поэтому не удивились необычной мессе. Наоборот, поблагодарили за то, что хоть на миг почувствовали себя одной большой семьей.

К падре подошли и пожали руку сержант Гарсия и доктор Фернандо, им тоже понравилась проповедь.

Как же счастлив был Галавис! Страшное испытание, которое дамокловым мечом висело над ним днем и ночью, было позади. Камень свалился с души Галависа, и он с энтузиазмом принялся готовить пунш для туристов. В крепких напитках он разбирался куда лучше, чем в причастии.

Ажиотаж, которым был охвачен весь поселок, не коснулся лишь одного дома, дома Маниньи, в нем царила мертвая тишина. Но ее нарушил Рикардо, он вошел, и вошел не один, — Леон принес Манинье подарок: детеныша ягуара. Манинья оценила его старания, в глазах ее зажегся счастливый блеск.