Каин

— Ты какого хуя творишь?! — нет, я не зол.

Я, мать его, в панике!

Смотрю на эту женщину и понять не могу, как она могла додуматься до такого!

Если посмотреть как она хлопочет вокруг дочери и тут же представить, что она же хочет сделать аборт… Взрывает мозг от когнитивного диссонанса.

Полный бред!

Чем думает она вообще?

Как жить собирается после того, как задушит жизнь внутри себя?

— А что я творю? — смотрит на меня невозмутимо, со слегка приподнятой бровью.

Ох, сучка…

— Я об аборте! — стараюсь держаться на расстоянии, чтобы не влипла от страха в стену, но перед глазами уже красные круги.

Варвара бледнеет и закрывает глаза.

— Я не знаю, откуда ты это взял. У меня просто застужены придатки. Можешь даже посмотреть какие лекарства мне доктор выписала…

Моё самообладание рушится, словно кирпичная стена, по которой ударили молотом.

— Заткнись! Заткнись, Варя! Тебе не доктор прописал! Ты специально накупила в аптеке всякой херни, чтобы мне глаза замылить! Хватит, мать твою, врать! Никакого аборта не будет, слышишь меня?!

— Это ты себе придумал какую-то мифическую беременность! Хотеть не вредно! — ощетинивается, словно ёж, взирая на меня с презрением.

— Камеры, Варя. По всему дому понатыканы камеры. Уже два дня. Со звуком, — пытаюсь задушить в себе ярость, что поднимается с глубин, разъедая все здравые мысли и каждое слово даётся с непосильным трудом.

Она судорожно выдыхает и, прислонившись к стене, несколько минут смотрит мне в глаза, не мигая.

— Я ненавижу тебя, Каинов.

— Слышал уже. Ещё есть что по существу? — делаю шаг к ней и Варя сжимается в комок.

— Это ты меня избил беременную! — сжимает кулаки и бьёт меня в грудь. — Это ты покалечил нашу дочь! Ты! — тычет пальцем мне в лицо и смотрит с такой ненавистью, что впору испугаться. — Ты лишил своего ребёнка ног! А теперь смеешь от меня что-то требовать?!

— Мама? — из-за угла возникает сиделка, а с ней на инвалидной коляске Дана.

Мать же твою, Варяяя…

Сама Варя застывает с открытым ртом, видимо, осознав всю прелесть своего красноречия.

— Кроха, ты выспалась уже? — надеваю довольную мину и делаю шаг к дочери, но она, зыркнув на меня волчонком, отворачивается.

Да ладно?!

Она же не могла этого слышать?

Даже если слышала, не могла понять! Она же ребёнок…

Или могла?!

А что там не понять, если мамочка всё по слогам произнесла!

Эта мысль острой иглой впивается мне в мозг и сверлит там дырищу размером с орех.

— Дана, — по-взрослому обращаюсь к малышке и начинаю осознавать, что не такая она уже и малышка. — Что ты слышала?

— Всё! Это ты сделал меня такой!

Заебись, что сказать.

Я смотрю как глаза родной дочери наполняются слезами, и в горле становится так сухо и горько, что готов из лужи хлебать, лишь бы избавиться от этой горечи.

— Поехали! — запрокидывает голову, обращаясь к сиделке, которой я уже готов переломать ноги, чтобы не шастала по всем углам и ребёнка не таскала.

Аня виновато улыбается мне и, повиливая задом, увозит Дану.

— О, Боже… — Варя зажимает рот рукой и смотрит на меня полными слёз глазами. — Я не хотела, Дим. Я не хотела… Как же это? О, Господи!

Она в шоке, ровно, как и я.

Вот и поговорили.

* * *

Наблюдаю у окна, как Каинов ходит по двору, выкуривая сигареты одну за одной.

Казалось бы, я должна ненавидеть его даже сейчас. Особенно сейчас! Когда он снова возник в моей жизни, возвращая ужас прожитых лет.

Но, почему-то, ничего не испытываю. Вру, конечно. Испытываю… То, что безрезультатно пытаюсь задушить в себе много лет.

Нет, я не хотела, чтобы Дана узнала… Не из-за Каинова.

Просто ребёнок не должен знать такое.

И как теперь ей всё объяснить? Врать, что неправильно поняла? Смешно и жалко.

В произошедшем тогда есть вина как его, так и моя. Мы оба покалечили свою дочь и нам жить с этим до конца.

И тем не менее, я обязана поговорить с Даной. Если не объяснить, то хотя бы рассказать всё. Но как? Как выложить ребёнку ТАКУЮ историю?

А моя беременность…

Я понимаю Каинова. Очень хорошо понимаю. На его месте я бы отреагировала точно так же.

И что самое странное, мне было приятно, когда он кричал, что не допустит аборт.

Наверное, я сошла с ума, как тогда, когда добровольно отдавалась ему, но теперь чётко осознаю, что не хочу избавляться от этого малыша. С каждой последующей минутой понимаю, что не смогу. Он ведь частичка меня. Как и Дана. Я же не люблю дочь меньше из-за того, что её отец Каин. Так в чём вина маленькой крошечки, что растёт под сердцем?

Однако, то, что ждёт меня под крышей его дома — жизнью назвать нельзя.

Я никогда не смогу его простить, а он будет ломать меня.

День за днём…

Пока окончательно не сломает и не заставит прогнуться под него.

Чем сильнее я стану упираться, тем настойчивее он будет гнуть меня, пока, в конце концов, мой внутренний стержень, что держал меня до сих пор, не лопнет.

Каинов поднял голову и, словно почувствовав на себе мой взгляд, безошибочно нашёл окно, у которого я стояла.

Он стоял с широко расставленными ногами, вальяжно облокотившись о аккуратно сложенную стопку строительного леса.