– Посоветовался. Правда, уже после того, как сделал его детективом.
– И что он? – допытываюсь я.
– Разозлился, конечно. Но потом признал, что из этого что-то может получиться. Я сказал им, что Давыдов проведет предварительный этап расследования, а потом уже мы решим, стоит ли привлекать к работе специалистов из агентства. Ну, а в связи с тем, что он не может бывать у нас в университете каждый день, именно ты будешь задавать нашим сотрудникам те вопросы, которые его интересуют.
– Вот уж спасибо! – умиляюсь я.
– Как ты не понимаешь? – горячится он. – Это же упростит ситуацию. Ты сможешь спрашивать их о чём угодно. Не нужно искать предлог для разговора и бояться вызвать подозрения.
– Конечно, – соглашаюсь я. – Теперь они просто откажутся со мной разговаривать и будут правы.
– Не откажутся, – уверенно заявляет он. – Это будет выглядеть странно. Если человеку нечего скрывать…
– Каждому есть что скрывать, – говорю я. – И они не обязаны перед нами отчитываться.
– Не обязаны, – подтверждает он, – но если они не замешаны в этой истории, то должны нам помочь. Хочешь совет?
И хотя я не отвечаю ни «да», ни «нет», он его дает:
– Побеседуй сначала с Квасцовым.
– Почему? – быстро спрашиваю я. – Ты признаешь, что он – основной подозреваемый?
– Вовсе нет! Наоборот, я хочу отвлечь внимание от Светлячка. Я не хочу, чтобы они думали, что мы ищем женщину. И не хочу, чтобы кто-нибудь догадался, что это дело связано с моим прошлым. Никита отнесется к этому с пониманием. Я с ним уже разговаривал. А после того, как он ответит на твои вопросы, остальные уже не смогут отказаться.
Он достает из кармана пачку сигарет, но вспоминает, что мы находимся в университете, и с сожалением запихивает ее обратно.
– Что они знают о Красавине? – спрашиваю я. – И что ты рассказал им о краже картины?
– О Красавине они знают почти всё, что знаю я сам. Когда я помогал ему в учебе, это не осталось незамеченным. А чтобы вытащить его на госэкзамене, мне пришлось подключить к делу почти всю кафедру. Правда, тогда он еще не был депутатом – всего лишь бизнесменом и начинающим политиком областного уровня. Но когда он прошел в Думу по партийному списку, о нём писали все местные газеты. Наши сотрудники даже подтрунивали надо мной – дескать, знаешь, кому помогать. Что касается картины, тут тоже всё открыто. Мой разговор с Дашей слышали все. А когда Никита дозвонился до меня из аэропорта, я тоже находился на кафедре.
– А кто еще находился на кафедре в тот момент? – быстро уточняю я.
Он качает головой.
– Не помню, извини. Я только-только вернулся с ученого совета, взял в руки телефон, а там – несколько пропущенных вызовов – Никитиных и Дашиных. Я был слишком взволнован, чтобы заметить, кто был рядом. Хотя я понимаю, к чему ты клонишь – тот, кто организовал всё это, тоже должен был быть в аэропорту. Но ученый совет затянулся, и у этого человека было время, чтобы съездить за картиной и вернуться обратно в университет.
– Так что же ты сказал на кафедре о краже картины? – повторяю я.
– Сказал, как есть. Что Красавины отправили картину в подарок Даше, и что кто-то очень ловко воспользовался ситуацией. Я сказал, что картина – дорогая (да депутаты, наверно, других подарков и не делают), но стоимость ее не называл. По отдельности я с ними не разговаривал. Поговори сама – может быть, тебе удастся что-нибудь выяснить.
Он говорит так, словно я работаю здесь не преподавателем, а детективом.
– А ты не думаешь, что мне хотелось бы работать в коллективе, где меня уважают, а не боятся? – задаю я риторический вопрос. – Что мне хотелось бы, чтобы у меня были здесь друзья?
Он встает с кресла и подходит ко мне.
– А у тебя есть здесь друзья – я и Сашка.
Разве я могу возразить?
Квасцов
– Итак, что вы хотите знать? – серьезно спрашивает Никита.
Мы находим пустую аудиторию, я сажусь за преподавательский стол, а Квасцов бродит между колонками парт.
Я чувствую себя неуверенно, но стараюсь этого не показать.
– Почему вы опоздали в аэропорт? – этот вопрос напрашивается сам собой, и Квасцов будет удивлен, если я его не задам.
Он не пытается оспорить мое право задавать вопросы и готов сотрудничать.
– Я задержался в ателье. Мастер был занят до без пятнадцати четыре, да и примерка затянулась. Выяснилось, что я немного похудел со времени предыдущей примерки. Должно быть, это нервное.
– Да? – проявляю я заинтересованность.
– Я очень люблю свою невесту, – признается он, – но предсвадебная суета кого угодно может выбить из колеи. Особенно если ты собираешься жениться на дочке известного человека. Ее семья считает, что я недостаточно хорошо одеваюсь, не обладаю тонким вкусом, не там провожу отпуск. То есть очень многое делаю не так, как им бы хотелось.
– И вы готовы измениться?
– Нет, не готов. Но я готов сделать вид, что готов измениться. Она того стоит.
Когда он говорит о невесте, его лицо делается светлым и мечтательным, и я почти проникаюсь к нему симпатией. Но только почти – я сейчас детектив, а он – главный подозреваемый.
– И долго вы собираетесь делать вид?