Качели судьбы

…Его лицо было блеклого грибного оттенка, губы синие. Он был абсолютно неподвижен… Повязки набухли кровью. Грехем что-то кричит… Кати держит его за виски… Айрин застыла на коленях с закрытыми глазами, раскачивается, лечит…

— Живи! Живи!

— А-а-а-а!

— Живи! Живи!

Но вот едва заметное колебание воздуха у его губ свидетельствует о том, что он дышит.

— Эссейл, — громко и властно говорит Айрин. — Тебе нельзя сейчас спать. Очнись.

Хрип… Наконец-то. Едва уловимый трепет тела, звук, похожий на шорох листьев:

— Вернулся, живой…

— Хорошо. — Кати начал говорить, сердито, задыхаясь и пристально всматриваясь в его лицо в надежде увидеть в нём признаки сознания. Айрин продолжала читать заклинание, чувствуя, как он постепенно теплеет. — Мой Господин, Верити, если ты еще один раз, еще хоть полраза не послушаешься меня! Я, Господин мой, я… отшлепаю тебя, противный мальчишка! Я… я… свяжу тебя!

— Эй… — Тихий хриплый полувздох-полушепот…

На Кати смотрели ярко-желтые глаза сквозь узкие щелочки.

— Друзья называли меня Эй…

Кати Гаскелл крепко прижимал его к себе, словно украденное сокровище, а у самого глаза воспалённые и взгляд как у загнанного зверя.

Глава 4

Год спустя

Они тихонько крались вдоль темной стены.

— Стоп… — Шипящим шепотом прошипел он. — Идут…

«Нет!.. Попались!..»

Он вжал ее в белую шершавую стену, они забыли дышать, слившись с тенью, мрачные охранники протопали совсем рядом, чудом не заметив их.

Она вздохнула с облегчением:

«Не заметили, пронесло»

— Пойдем, — прошипел он, потянул ее вперед… — Скорее…

Они перебегали из угла в угол. Словно преступники, или юные влюбленные, они боялись, что кто-то узнает их, подойдет, и им придется опять возвращаться к своим нудным и очень выжным обязанностям. И вдруг, осознав, что они идут украдкой, и поняв, чего именно они опасаются, Айрин и Эссейл тихонько захихикали.

— Нет ничего тяжелее, нежели управление народом, — заметил он. — И вот мы вынуждены скрываться в густой тени, чтобы насладиться несколькими мгновениями личной жизни.

Навязчивые Алькаиды, абсолютно помешанные на сохранении жизни их молодых императоров, постоянно следовали за ними по пятам, отстав лишь на несколько шагов, в обыденной жизни беспокойства от них было не больше, чем от привидений, но сегодня им просто необходимо было побыть одним.

Крадучись, воровато оглядываясь и постоянно хихикая сквозь зажатые руками рты, они тайно пробирались к беседке, заросшей диким виноградом в самом отдаленном углу сада.

Охрана дворца, сделав широкий круг, возвращается. Эссейл прошипел что-то возмутительное сквозь зубы. С быстротой молнии они бросаются за выступ дворца. Он прижался к ней в темноте, Айрин услышала его тяжелое дыхание, почувствовала его горячее тело сквозь тонкую тунику.

— Прикрой глаза, они светятся в темноте, — хихикнула она ему в ухо, лизнула его.

Эссейл аж подпрыгнул от возбуждения, застонал, поймал губами ее вздрагивающие от смеха губы, бессовестная хулиганка выгнулась всем телом ему навстречу, потерлась об него — возбуждение расцвело и засверкало яркими огнями — «не дойдем, тут свалимся!» Прикосновение ее шелкового платья ласкало кожу, тепло женского тела смешивалось с жаром его собственного. Она тихонько застонала…

Эссейл судорожно всхлипнул, он открыл глаза, с минуту соображая, где находится. Осторожно выглянул из-за угла, схватив руку Айрин, побежал дальше. Он двигался бесшумно и грациозно, словно огромная кошка.

Вот они уже в саду, хихикая и ежесекундно целуясь, императорская чета тайно вбежала в беседку. Наступила тишина. Багровые сумерки разливались все шире. Все предметы казались нереальными в этом необычном свете.

— Будем же молить всех Богов, чтобы никто к нам не присоединился, требуя срочных исполнений обязанностей императора Дракатии, — прошептала Айрин, целуя своего Алариена. На нее налетел горячий, возбужденный сверх всякой меры дракон.

Он уронил голову и замер на секунду, растворяясь в ощущении горячей и влажной тесноты. С этого момента девушка перестала принадлежать себе. Его губы, его тело опьянили ее, снова повергли ее в водоворот божественных ощущений. Она вся растворилась в нем. Все пробудилось в ней в предчувствии высшего блаженства, которому ничто теперь не могло помешать, упоение охватило ее с такой силой, что она испугалась. А наслаждение накатывает волнами, захлестывает ее. Она чувствует себя лёгкой, невесомой, как пушинка. Готова лететь, куда прикажет ветер… Это не было сном, это не исчезло, они теперь навсегда вместе. Им принадлежит вся эта ночь и все последующие ночи, вместе, слиты воедино, без сна, в молчаливых и глубоких, как страдание, поцелуях и в повторении все тех же и все новых слов изумления оттого, что это — единственное на земле чудо, соединившее так тесно сплетенными смуглыми сильными и белыми хрупкими руками — самое нежное и самое мужественное…