Исполнять физически всё было не обязательно. По словам Пако, обычно они смотрят тексты и просят исполнить то, на что наткнётся их палец. Ну, или когда действительно найдут в тексте скользкий момент, некую крамолу, но в его карьере таких случаев было пересчитать по пальцам руки. Однако нас гоняли по полной, заставляя играть каждую из предоставленных им на рассмотрение неделю назад песен. А предоставили мы их немало, с запасом — я планировал быстрый взлёт, а для этого надо много хорошего УТВЕРЖДЁННОГО материала.
Оборудование в своей каморкевключили не по полной, тихо, и сеньоры могли в любой момент в переноску сказать нам «стоп». После чего устраивали разбор полётов и «банили» песню. Каждый раз, раз за разом, где-то больше пререкаясь с нами, где-то меньше, ибо я грудью вставал на защиту каждой. Парням сказал не лезть, не подставляться (на будущее, мало ли, их Веласкесы не защитят, пусть выглядят в глазах всех моими тупыми подпевалами — для них лучше), а потому оборону приходилось держать лично.
Хреновый с меня оборонщик!..
Первыми я, конечно же, поставил песни про любовь. Начал с памятной «С войны», уже исполненной ранее, и неожиданно к ней придралась лингвист:
— Почему консервная банка? Какой смысл несёт в себе аллегория?
— Что за война?
— Откуда запах в парадном? Я правильно понимаю, это старое название подъезда?
— Что стало причиной драки? Немотивированная агрессия? Вы пропагандируете пьянство с немотивированной агрессией?
— Что означают вот эти речевые обороты:…
Дебильные вопросы из разряда «докопаться до столба», несмотря на дебильность, прокатили на «ура». Комиссия выступлением красотки впечатлилась, поставив в итоге жирную печать: «К исполнению на территории ВК запрещено»!
— Ваша песня — призыв к насилию, — включился в разговор, подводя ему итог, гвардеец. — Ею вы призываете решать спорные вопросы методом силы. Поддерживаю. Так нельзя, сеньор…
— Шимановский.
— Да, так нельзя, сеньор Шимановский.
Хмырь знал меня по имени. Знал всю мою подноготную с момента рождения. Это он так «не палится» об информированности. Контора, чо!
— Следующая! — рявкнула Принцесса Сук.
Я вздохнул, признавая неизбежное.
— Следующая песня называется «Псы с городских окраин»…
— …Сразу нет!
— Призыв к насилию, — включился в борьбу молчавший до этого «культурист». Ну, представитель департамента культуры. Его имя абсолютно никак не запомнилось, как и сам он.
— Определённо! — поддакнула РоРо.
— Героизация образа жизни беспризорных, оправдание перед обществом их жестокости по отношению к добропорядочным гражданам, — снова включилась в игру лингвист…
…И понеслось!
За условно лирическим блоком шёл блок, стыренный мной у некой группы под названием «Кино». При серости и невзрачности названия, и, что греха таить, при невыразительности и простоте самих песен, меня поразила скрытая энергетика протеста в их текстах. Ключевое слово «скрытая». Прямо там не говорилось ни о каком неприятии или сопротивлении, не было никаких призывов к неповиновению и борьбе с Системой. Но отчего-то слушая их, понимаешь именно это.
Сеньоры в блоке ничего не поняли. Чтоб осознать скрытый смысл, надо обладать соответствующе устроенными мозгами, а ими мог похвастаться только тихушник, но у того были свои проблемы — сапог и есть сапог. Им не к чему было прицепиться…
…Бы, если б не приказ валить нас. И они валили, цепляясь, не смейтесь, к построению речевых оборотов — слишком, дескать, устаревшие.
Ну, за этот блок, несмотря на высосанность из пальца запрета, я был не в обиде. Почему? А сами смотрите? Какие ассоциации возникают в голове при чтении одних только названий песен? «Место для шага вперёд». «Вставай рядом со мной, спой вместе со мной». «Дальше действовать будем мы». «Последний герой». Напоследок я зарядил «Перемен, требуют наши сердца», сеньоров вообще перекосило, даже почти равнодушного «культуриста». Формально ни единого противозаконного призыва, но осадочек, как говорится…
Далее шла солянка из всего, что удалось нарыть, за всё время, которое интересуюсь темой старинных песен.
Из уже исполняемых не прошла ни одна, даже без обсуждения. «Смутные дни» — насилие, обрыв на первом куплете. «Инок, воин и шут» — придрались к столбу, ибо пелось там о героизации воинов ЧУЖОЙ для латиносов культуры. И даже враждебной — Россия, несмотря на памятный визит Марцелова, всё ещё воспринимается врагом номер один. Но формулировка отказа была благозвучной, без называния очевидного своим именем.
Любовные песни были выведены «на чистую воду» опытной девочкой-полукровкой, знавшей русский не просто хорошо, академически, а с тонкостями и нюансами, которые не сразу поймал я, проходивший обучение сему языку в углубленном варианте в корпусе. Мой преподаватель — инструктор, работающий на разведку и контрразведку, но, видно, где-то на планете готовят специалистов ещё круче, причём сугубо гражданских. Никогда не думал, что в простых сереньких любовных вещах, оказывается, СТОЛЬКО подтекстов. Скользких, взрывоопасных, могущих покалечить психику подрастающего поколения, а местами призывающих к насилию на ровном месте.