К востоку от Эдема

И кстати, следует заметить, трудно припомнить, как и когда ты умираешь. То ли достаточно приподнятой брови или тихого шепота – и тебя уже нет. Или это ночь со вспышками света, в которую подгоняемый порохом свинец настигает твою заветную тайну и выпускает жизненную силу.

И это правда. Том Гамильтон мертв, остается только соблюсти ряд условностей, которых требуют приличия, и поставить точку.

Диван осуждающе скрипнул, словно желая привлечь внимание. Том взглянул на него и на дымящуюся лампу.

– Благодарю, – обратился Том к дивану. – А я и не заметил. – И он закрутил фитиль, пока лампа не перестала дымить.

Разум Тома погрузился в дрему, но Убийство разбудило его пощечиной. А рыжий Том, приносивший племянникам жевательную резинку, слишком устал, чтобы свести счеты с жизнью. Это требует усилий, возможно, будет больно, и впереди ждет адская мука.

Он вспомнил, что мать испытывает стойкое отвращение к самоубийству, которое, в ее понимании, сочетает три вещи, неизменно вызывающие неодобрение: дурные манеры, трусость и грех. Самоубийство достойно порицания, не меньше чем супружеская неверность или воровство. Но должен же найтись выход, который спасет от осуждения Лайзы. Иначе страданиям не будет конца.

Сэмюэл строго судить не станет, но, с другой стороны, от него никуда не скрыться, потому что он вездесущ. Том должен поговорить с ним.

– Отец мой, прости, – обратился он к Сэмюэлу. – Это выше моих сил. Ты во мне ошибся, переоценил. Хотел бы я оправдать любовь, которую ты напрасно на меня потратил. Зря ты мной гордился. Возможно, ты бы нашел достойный выход, а вот я не могу. Не могу жить. Я убил Десси и хочу уснуть.

И мысленно ответил за ушедшего отца:

– Да, мне понятны твои переживания. Существует так много вариантов, из которых выбирается путь от рождения к рождению новому. Но давай подумаем, как все устроить, чтобы не причинить боль матери. К чему так спешить, сынок?

– Не могу ждать, – откликнулся Том. – Нет сил выносить эту муку.

– Да нет же, сынок, потерпишь. Ты вырос человеком с возвышенной душой и оправдал мои ожидания. Открой же ящик стола и пораскинь мозгами, докажи, что у тебя на плечах умная голова, а не репа.

Том выдвинул ящик, в котором обнаружил стопку тисненой почтовой бумаги, пачку конвертов, два обгрызенных карандаша и несколько марок в дальнем углу, заросшем пылью. Он достал из ящика бумагу, заточил ножиком карандаши и взялся за письмо:

Дорогая мама!

Надеюсь, ты в добром здравии. В дальнейшем я намерен проводить больше времени с тобой. Олив пригласила меня на День благодарения, и я непременно приеду. Малышка Олив готовит индейку не хуже тебя, хоть ты никогда этому не поверишь. А мне вот повезло. Купил за пятнадцать долларов мерина, и похоже, он чистых кровей. Продали дешево, так как мерин питает ненависть ко всему роду человеческому. Прежний владелец нечасто гарцевал на его спине, а больше валялся на собственной, сброшенный на землю этой тварью. Должен признать, хитрющая скотина и с норовом. Вот и меня уже пару раз сбрасывал, но я его обломаю, и тогда у меня будет одна из лучших лошадей в округе. Не сомневайся, уж я с ним справлюсь, даже если на это уйдет вся зима. Что это я все про мерина. Прежний хозяин, у которого я его купил, сказал забавную вещь. Якобы в этой скотине столько злобы, что она готова выгрызть всадника из седла. Помнишь, что говорил отец, когда мы отправлялись охотиться на кроликов? «Возвращайтесь со щитом или на щите». Ну, до встречи в День благодарения.

Твой сын Том.

Он сомневался, не вызовет ли письмо подозрений, но писать заново не осталось сил. В конце письма Том добавил приписку:

P.S. По-моему, Полли уже не исправить. Этот попугай вгоняет меня в краску.

На другом листке Том написал: