К востоку от Эдема

В тот вечер после баскетбольной встречи Кэл и Арон умяли по пять булочек с сосисками, и это было кстати, потому что Адам забыл приготовить ужин. По дороге домой братья первый раз заговорили об отъезде Ли.

– Интересно, почему он уехал? – спросил Кэл.

– Он давно об этом поговаривал.

– Как же он будет без нас?

– Не знаю. Спорим, что он вернется, – сказал Арон.

– Как так вернется? Отец ведь сказал, что он хочет книжную лавку открыть. Смех, да и только – китайская книжная лавка.

– Приедет он, соскучится по нам и приедет. Вот увидишь.

– Спорим на десять центов, что не приедет.

– До какого времени?

– До никакого! Вообще не приедет.

– Идет, – согласился Арон.

Целый месяц Арон ждал своего выигрыша, а еще через неделю дождался.

Ли приехал десятичасовым и вошел в дом, отперев дверь своим ключом. В столовой горел свет, но Адам был на кухне – он яростно скреб консервным ножом чугунную сковородку, стараясь счистить с нее черную корку. Ли поставил свою корзину на пол.

– Надо залить водой и оставить на ночь. Тогда она легко отстанет.

– Правда? Я жарю, а у меня все подгорает. Свеклу варил, тоже подгорела. Вонь – хоть святых выноси! Кастрюлю вот на двор выставил… У тебя что-нибудь случилось, Ли? – спросил Адам.

Ли взял у него сковороду, поставил в раковину и залил водой.

– Будь у нас газовая плита, вмиг бы кофе сварили, – сказал Ли. – Впрочем, я и печь могу растопить.

– Печь не горит.

Ли открыл дверцу:

– Вы золу-то хоть раз выгребали?

– Какую золу?

– Вот что, отдохните-ка пока в комнатах, – сказал Ли. – А я кофе заварю.

Адаму не сиделось в столовой, но перечить Ли ему не хотелось. Наконец тот принес две чашки кофе и поставил их на стол.

– В кастрюльке сварил, – сказал Ли, – чтобы побыстрее. – Он нагнулся к корзине, развязал веревку и вытащил глиняную бутылку: – Это китайская настойка на полыни – уцзяпи. Иначе еще лет десять пролежит. Да, я забыл спросить: вы нашли кого-нибудь на мое место?

– Вокруг да около ходишь, – съязвил Адам.

– Я знаю. Но знаю и другое: лучше всего прямо сказать, и кончено дело.

– Ты проигрался в маджонг?

– Если бы. Нет, мои деньги целы… Черт, пробка раскрошилась, придется внутрь пропихнуть. – Ли влил черной жидкости себе в кофе: – Никогда так не пробовал. Вкусно, однако.

– Отдает подгнившими яблоками, – заметил Адам.

– Верно, только помните, как Сэм Гамильтон сказал? Хоть и подгнили, но хороши.

– Может, ты все-таки наберешься духу и расскажешь, что же с тобой произошло?

– Ничего со мной не произошло, – ответил Ли. – Мне одиноко стало, вот и все. Или этого мало?

– А как же книжная лавка?

– Не нужно мне никакой книжной лавки. Наверное, я понимал это еще до того, как сел в поезд. Просто время потребовалось, чтобы окончательно в этом убедиться.

– Выходит, пропала твоя последняя мечта?

– Скатертью дорога! – Ли был возбужден до крайности. – Мистел Тласк, китаеза сисас наклюкается.

– Что это вдруг на тебя нашло? – встревожился Адам.

Ли поднес бутылку ко рту, сделал долгий жадный глоток и выдохнул спиртные пары из обожженного рта.

– Адам, – сказал он, – я бесконечно, безмерно, безгранично счастлив, что снова дома. Никогда в жизни я не был так чертовски одинок.

Глава 36

1

В Салинасе были две начальные школы – огромные, крашенные желтой краской, с высокими мрачными окнами, да и двери тоже не веселили. Одна находилась на Восточной стороне, другая на Западной, и назывались они соответственно. Школа на Восточной стороне была у черта на куличках, на другом краю города, и в ней учились ребята, жившие восточнее Главной улицы, поэтому ее я описывать не буду.

Школа на Западной стороне представляла собой большое двухэтажное здание, обсаженное по фасаду сучковатыми тополями. Оно делило школьный двор на две части – для мальчиков и для девочек. За зданием мальчишечья площадка была отгорожена от девчоночьей высоким дощатым забором, а позади школьный двор упирался в болото со стоячей водой, где росли тимофеевка и даже камыш. В школе занимались ученики с третьего класса по восьмой. Первые два класса ходили в Детскую школу, она была в другом месте.

В школе на Западной стороне каждый класс имел свою комнату; третий, четвертый и пятый размещались на первом этаже, шестой, седьмой, восьмой – на втором. В каждой классной комнате стояли обшарпанные дубовые парты, кафедра, квадратный учительский стол, висели часы «Сет Томас» и непременно – картина. Картины в каждом классе были разные, но написаны все под сильным влиянием прерафаэлитов. Галахад[9]в сияющих доспехах указывал путь третьеклассникам; состязание Аталанты[10]будило воображение четвертого класса; горшок с базиликом[11]ставил в тупик пятый, и так далее до восьмого, где осуждение Катилины Цицероном внушало выпускникам чувство высшей гражданской добродетели, необходимое для перехода к среднему образованию.

Кэла и Арона по возрасту зачислили в седьмой класс, и они быстро изучили каждую черточку в своей картине, изображавшей Лаокоона и его сыновей, опутанных змеями.