Когда отец туда добрался, небо потемнело от скорби, и люди расползались в разные стороны, в надежде спрятаться и забыть, что они способны на такое. Отец нашел ее на груде сланца. Глаза уже ничего не видели, но губы еще шевелились, и мать объяснила, что надо делать. Отец вытащил меня из растерзанного тела, впиваясь в него ногтями. А днем она умерла на этой же куче.
Адам тяжело дышал, а Ли напевным голосом продолжил:
– Прежде чем возненавидеть этих людей, узнай вот что. Отец всегда так завершал свой рассказ: ни один ребенок не знал такой трепетной и нежной заботы, какая досталась мне. Весь лагерь стал мне матерью. Вот в этом и заключается красота, страшная, приводящая в ужас. А теперь спокойной ночи. Больше говорить нет сил.
3
Адам суетливо открывал ящики, обследовал полки и поднимал крышки на коробках и ящиках по всему дому. В конце концов пришлось снова звать Ли.
– Где тут чернила и перо?
– У вас их и нет, – заметил Ли. – За долгие годы вы не написали ни слова. Если желаете, можете взять мои.
Китаец пошел к себе в комнату и принес широкую бутылочку с чернилами, ручку с толстым пером, стопку бумаги и конверт, которые положил на стол.
– Как ты догадался, что я собираюсь писать письмо? – удивился Адам.
– Хотите написать брату, верно?
– Да.
– Тяжело придется после столь долгого перерыва, – предположил Ли.
И оказался прав. Адам со страдальческим видом грыз ручку, чесал ею затылок, потом набрасывал на листке несколько предложений, комкал бумагу, и все повторялось сначала.
– Послушай, Ли, если я надумаю съездить на Восток, присмотришь за детьми до моего возвращения?
– Да, съездить легче, чем написать письмо. Разумеется, присмотрю.
– Нет, пожалуй, все-таки напишу.
– Почему не пригласить брата в гости?
– Хорошая мысль, Ли. А мне и в голову не приходило.
– Вот вам и повод, чтобы написать письмо, а это само по себе хорошо.
Дело с письмом пошло легче. После нескольких исправлений Адам переписал его начисто, прочитал еще раз и вложил в конверт.