Новый руководитель Ким Чен Ын относится к рыночной торговле куда лучше, чем его предшественники, так что его правление ознаменовалось очередным увеличением числа рынков и полным прекращением гонений на них. Счет им идет уже на тысячи, а количество благоустроенных рынков между 2010 и 2015 годами, если судить по данным спутниковых фотографий, увеличилось с 200 до 410.
На самой грани (денежная реформа 2009 года)
В последние годы своей жизни Ким Чен Ир толком не понимал, что следует делать с экономикой, в которой неуклонно набирали силу рыночные отношения. В 2002–2005 годах (по-видимому, под влиянием Пак Пон-чжу и других реформаторов в Кабинете министров, равно как и впечатлений от поездок в Китай) он был готов признать за рыночными силами право не только на существование, но и на доминирование в экономике. Однако в 2005 году Полководец изменил свое мнение по этому вопросу и на некоторое время встал на сторону тех, кто требовал постепенного закручивания гаек и «искоренения чуждых социализму явлений». Период 2005–2009 годов был ознаменован целым рядом решений и законодательных актов, которые были призваны максимально подорвать значение этого сектора. Кульминацией этих попыток усмирить вырвавшуюся на свободу рыночную стихию стала конфискационная денежная реформа 2009 года.
Конфискационные денежные реформы периодически происходили в социалистических странах, хотя время от времени в кризисных условиях к подобным мерам прибегали и руководители стран с рыночной экономикой: можно вспомнить денежную реформу в Западной Германии в 1948 году и денежную реформу в Южной Корее 1962 года. Прототипом таких реформ для социалистических стран обычно служила советская денежная реформа 1947 года. Общий сценарий реформы был хорошо известен. Начинается все с того, что в один прекрасный день население узнает из сообщений СМИ, что привычные старые банкноты через несколько дней станут бесполезными и их следует срочно обменять на новые банкноты. Новость эта должна быть совершенно неожиданной: сохранение максимальной секретности является одним из важнейших условий успешного проведения денежной реформы данного типа. Для обмена старых купюр на новые устанавливаются строгие ограничения: обменивать можно лишь в пределах определенных, обычно небольших сумм. При этом к наличным деньгам применяются более суровые ограничения, в то время как банковские вклады обычно в ходе реформы страдают несколько меньше. Период, в течение которого возможен обмен купюр, обычно устанавливается намеренно коротким. Фактически при такой реформе речь идет о слегка замаскированной конфискации денежных средств населения – в первую очередь находящейся в обращении наличности. Результатом конфискационной денежной реформы становится резкое сокращение денежной массы, что весьма полезно для сдерживания инфляции. С точки зрения руководства социалистических стран такая реформа имела еще одно важное дополнительное преимущество: от нее в первую очередь страдали «спекулянты», деятели черного рынка.
Северокорейская денежная реформа 2009 года тоже начала разворачиваться по этому хорошо известному сценарию. 30 ноября в 11:00 утра население Северной Кореи узнало, что старые банкноты выводятся из обращения. Как это часто бывает, обмен сопровождался деноминацией: объявлялось, что десять «новых» вон будут эквивалентны тысяче «старых» («зачеркивание двух нулей»). Если бы деноминация прошла так, как изначально планировалось, это сделало бы розничные цены примерно такими же, какими они были в начале 1990-х, непосредственно перед крахом государственной экономики. Скорее всего, это не было случайным совпадением: организаторы реформы хотели показать, что, мол, отныне все опять будет по-старому, как оно было во времена Ким Ир Сена.
Смена банкнот должна была завершиться через неделю, причем изначально разрешалось обменивать не более 100 000 «старых» вон на человека (на тот момент сумма эта была эквивалентна $30 по текущему курсу). Все, что превосходило этот лимит, обменивалось с понижающим коэффициентом. После того как было передано сообщение о реформе, в стране предсказуемо началась паника, поскольку многие северокорейцы, особенно те, кто работал в частном секторе, имели на руках значительные суммы наличности в местной валюте. Собственно говоря, на максимальное разорение таких полуподпольных миллионеров реформа и была изначально направлена: ее главная политическая задача заключалась в том, чтобы нанести сокрушительный удар по частной экономике, разорив большинство ее участников.