Голод продолжался до конца 1999 года, а потом ситуация стала постепенно выправляться: свою роль тут сыграли и иностранная помощь, и приспособление северокорейского населения к новым условиям, и, главное, рост самых разнообразных форм частной экономики. Однако для корейской деревни голод 1996–1999 годов был катастрофой. Иногда можно услышать, что в результате голода погибли 2–3 млн человек, но эта цифра является преувеличением. Любопытно, кстати, что такие оценки распространяли вовсе не враги режима Семьи Ким, а руководство гуманитарных организаций. Оно понимало, что преувеличение размеров бедствия может быть полезным для привлечения максимально возможного количества спонсоров. Сейчас, после того как демографы проанализировали данные переписей (вопреки распространенному среди неспециалистов мнению, такие результаты очень трудно подделать), они пришли к выводу, что число жертв голода, составляло от 450 000 до миллиона человек, причем наиболее вероятный оценкой представляется 500 000–600 000. Это, конечно, не «2–3 миллиона», упоминания о которых до сих пор часто можно встретить в печати, но тем не менее 2–3 % всего населения.
Голод стал крупнейшей гуманитарной катастрофой, которую Восточная Азия видела со времен «Большого скачка» и связанных с ним экспериментов Мао в Китае конца 1950-х. Тем не менее голод стал также и причиной драматических перемен в Северной Корее. В начале XXI века северокорейское общество кардинально изменилось. Современное, «посткимирсеновское» общество было рождено голодом 1996–1999 годов.
На рынок, на рынок…
Что является средоточием северокорейской жизни или, точнее, стало таковым с середины 1990-х годов, с того момента, когда старая, гиперцентрализованная, жестко контролируемая система пошла вразнос? Какая часть северокорейского города самая важная? Большинство северокорейцев сегодня, скорее всего, не будут мучительно выбирать между зданием городского Народного комитета и статуей Великого Вождя, уверенно (но про себя!) скажут: «Рынок, конечно!» Действительно, в середине 1990-х на Севере начался «рыночной бум», который не завершился и поныне.
Рынок по своей природе – воплощение низового капитализма. Не случайно другое (по общему признанию, более позитивное) название капиталистической системы – «рыночная экономика». Лишь немногие коммунистические режимы тем не менее когда-либо задумывались о полном упразднении рынков. С рынками приходилось мириться, хотя на них и распространялись всевозможные ограничения.
Вероятно, ни одна социалистическая страна не была так враждебна к рынкам, как Северная Корея 1960-х годов. В августе 1958 года, вскоре после упразднения частной торговли, Постановлением Кабинета министров № 140 было предписано полное изменение системы рыночной торговли. В большинстве районов страны рынки могли работать только три раза в месяц, а ряд товаров вообще запретили продавать и покупать на рынке. В этот список, кстати, попали все зерновые, включая и рис с кукурузой. К этому времени в КНДР завершилась коллективизация. Крестьяне обрабатывали земли, принадлежавшие крупным «кооперативам», находившимся под прямым управлением государства. Среди всего прочего «кооперативы» должны были продавать свою продукцию государству по заниженным фиксированным ценам.
Крестьяне сохранили небольшие приусадебные участки, продукцией которых, в основном овощами и зеленью, разрешалось торговать на рынках. Однако приусадебные участки северокорейских крестьян были намного скромнее по площади, чем в других социалистических странах, – не более 100 кв м на домохозяйство, а обычно – несколько меньше. Это было не случайно: Ким Ир Сен полагал, что, если у крестьян не будет сколь-нибудь заметных приусадебных участков, они сконцентрируются на работе в хозяйстве «кооператива».
В 1960-х годах частные рынки почти исчезли из северокорейских городов, чему идеологические власти были, кажется, рады. Однако экономическая реальность в итоге оказалась сильнее административных запретов. В 1969 году сам Ким Ир Сен признал провал радикальной антирыночной политики и отметил, что государственные северокорейские предприятия не в состоянии производить все то, что действительно нужно северокорейцу, так что обходиться без рынков страна не может. В 1984 году контроль над рынками был ослаблен и их количество увеличено. Кроме того, им разрешили работать ежедневно. Однако рынков по-прежнему стыдились, и они ютились на окраинах города, подальше от глаз начальства и интуристов. В Пхеньяне центральный городской рынок загнали под огромный виадук в самой восточной части столицы, на максимальном удалении от центра города.