Изо всех сил

Настя не помнила своего родного папу Олега. Он давно умер, и к ним часто приходил дядя Вова. Не отрывая горячего лба от прохладной руки мамы, Настя быстро закивала головой, словно не она, а какой-то глупый теленок внутри нее, играя, пытался забодать эту руку. Дядя Вова был веселым, знающим много забавных фокусов, человеком и в сердце маленькой девочки впервые закралось смутное сомнение, насчет всегдашней правоты мамы. Хороший человек не мог просто так стать какой-то там нехорошей сволочью как дядя Вася.

Впрочем, мама оказалась права и в тот раз – дядя Вова к ним больше не пришел…

2.

Дом достался Насте в наследство от бабушки. Он был очень уютным, и внутри него прятались, как в теремке, целых три комнаты – «совсем большая», «просто большая» и «не такая уж и маленькая». Дом украшали невысокая, похожая на гриб-боровик крыша и синяя, веселенькая веранда. Настя любила бабушкин дом не меньше того, в котором она выросла, а может быть так же сильно, как и саму бабушку.

Теперь уже сама Настя, как и мама, преподавала литературу в старших классах. Она была замужем целых шесть лет, воспитывала двух желанных малышей – Олю и Игорька – и очень хорошо относилась к мужу Сергею.

На этот раз странная история началась с того, что зимой потекла крыша дома. Настя разбудила Сергея ночью, лишь только заметила небольшие потеки на потолке. Снаружи бушевала темная метель, но Сергей безропотно полез на крышу.

– Шифер на углу сильно треснул, – сказал он Насте, вернувшись через долгих полчаса. – Видно давно подтекало. Угол дома весь во льду и крайняя балка подгнила.

– Что теперь?! – одними губами спросила Настя.

Сергей пожал плечами:

– Крышу менять. Летом, конечно. Лучше всю целиком. Кирпичный угол я переложу, дело нетрудное.

– Это ты виноват! – вдруг закричала Настя на мужа. – Почему ты раньше не увидел этот дурацкий треснувший шифер? Ведь ты был должен!..

В общем, «почему» у Насти получилось много, причем каждое из них сопровождалось обязательным «должен». Сергей ничего не сказал в ответ. Он взял нужные для спешной починки инструменты и снова ушел в темную метель.

Настя села у окна и стала прикидывать в уме, во сколько обойдется неожиданный капитальный ремонт. Она ничего не понимала в строительстве и рассчитывала только возможности семейного бюджета. Подсчеты шли тяжело, потому что Насте не давала покоя мысль: а так ли уж сильно виноват в том, что случилось, Сергей?.. Они жили в бабушкином доме только третью зиму, на работе Сергей крутил баранку шофера не меньше десяти часов, и, кроме того, он часто работал и в выходные.

«Он ведь и не высыпается толком, – промелькнула вдруг в голове Насти хотя рассеянная, но уже теплая мысль. – А ведь Сережке еще и тридцати нет…»

Настя с досадой отмахнулась от глупой бабской жалости.

«Должен – значит должен!» – решила она.

Для ремонта дома нужны были деньги. И это был главный вопрос.

3.

Начало мая получилось таким, словно на небесной кухне погоды его готовили сразу три повара – зима, осень и лето. Майское солнечное прорастание то вдруг растворялось в сереньких дождях, то его обжигало короткими заморозками, то вдруг оно расцветало такой чарующей красотой, что весенней погоде легко прощали прежние оплошности.

Когда Сергей вернулся с работы, Настя проводила на веранде ревизию остатков зимних припасов,

– Насть, я на массаж записался, – еще с порога и словно извиняясь, сообщил он. – Пятьсот рублей сеанс.

– Сколько сеансов? – Настя как раз пробовала клубничное варенье и была явно недовольна его вкусом.

– Двенадцать. Можно и больше, но…

– Мог бы, и потерпеть, – оборвала мужа Настя. – У меня тоже спина болит, но я-то не ною. Сам знаешь, что деньги на ремонт нужны.

Спина у Насти действительно болела. В школе она занималась художественной гимнастикой и последствия травы, которую когда-то получила двенадцатилетняя девочка, ощущались до сих пор. Как правило, спина заболевала в апреле или начале мая, и боль медленно отступала до самого августа.

Сережка виновато улыбнулся. А Настя вдруг вспомнила об истории с лекарственным пузырьком, которую ей когда-то рассказала мама.

«Сволочь, – одернула себя Настя. – Какая же ты все-таки сволочь!»

– Ладно-ладно. Конечно, тебе нужен массаж, Сереженька, – уже вслух и, как-то искусственно, уже по лисьи улыбаясь, сказала Настя. – Иначе кто же будет крышу ремонтировать?

«И шутишь ты тоже как сволочь», – одернул Настю холодный внутренний голос.

Он был очень умным, этот голос, потому что помнил все страшные сказки, которые рассказывала Насте мама.

4.

В сущности то, что произошло с Настей дальше, любой психотерапевт назвал бы депрессией от усталости – учебный год уже находился на тяжелом излете, а кроме того, Настя подрабатывала репетитором. Она и сама себя именно так успокаивала, но почему эта странная депрессия началась так внезапно и именно тогда, когда она впервые в жизни назвала себя сволочью?

«Сначала пожадничала, а потом мужа, как рабочую лошадку, пожалела, – говорил внутри Насти холодный голос. – Жаль-жаль!.. Сколько же ты стоишь, такая жаднющая жаль?»