— Глупо всё это. Я объяснял каждый раз, и никто так и не понял. Наивное самоуспокоение, вот чем я занимаюсь. Простите Ольгу, если сможете. Мне кажется, она этого заслуживает.
Чернокнижник сцепил ладони в замок.
— Да где же они…
Вновь шаги, на сей раз сдвоенные. Из сумрака явились марионетки.
— Берите её, — указал Максим на свернувшуюся Риту, — за остальными пойдём позже.
Он улыбнулся нам — вышло жалко.
— Мысленный контроль жрёт больше энергии, — объяснил зачем-то, хотя никто в этом не нуждался.
Процессия отправилась к невидимому выходу. Напоследок Максим оглянулся:
— По таймеру сейчас начнётся распыление декокта. Постарайтесь не думать о смерти. Я бы с удовольствием усыпил вас, чтобы не мучить, но для обряда вы должны пребывать в своём уме. Вынужденная мера. Сожалею.
Подчёркивая его слова, сверху раздалось шипение. Запахло дёгтем.
Глава 37
Щёк коснулась морось. Последствия не заставили себя ждать: в глазах поплыло, мрачный коридор, ржавая клетка, сырые стены — всё слилось, завертелось в пятнистом хороводе. Где-то на краю сознания горел отчаянный призыв. Не поддавайся, не спи, живи! Я потянулась к нему, но, должно быть, провалилась по дороге, ухнула в район груди, где колотилось перепуганное сердце, где дрожал нетерпением ледяной шарик Концепта.
Растерянная, неспособная отделить сон от яви, а правду — от наведённых декоктом фантазий, я коснулась Нихила. Тотчас по телу промчалась волна холода, встряхнула меня, будто я выпрыгнула из парилки прямиком в сугроб.
Широко распахнув глаза и открыв рот в беззвучном крике, я вскочила. Верёвки не мешали; да они и не могли. Играли сугубо декоративно-поддерживающую функцию, чтобы волшебницы во сне не растянулись в клетках.
Заторможенно текли мысли. Я осознавала, что со мной происходит, словно сквозь подмороженное стекло: проглядывают знакомые очертания, по ним можно угадать, что творится за завесой изморози, но вместе с тем — главенствует оконный рисунок. Вот и я никак не могла ухватить главное, поймать себя и впихнуть обратно в тело. Оно двигалось будто само под себе. Откинулась голова, и, повинуясь взгляду, хрустнул распылитель. Что-то в нём сломалось, исчез важный компонент механизма — но это так, предположение.
Со спокойной, безразличной уверенностью я вышла из клетки. Куда-то пропала дверь — растворилась в воздухе. Мир разделился на две части. В одной я полностью контролировала себя, сознавала, куда иду и зачем, в другой же была не более чем беспомощным наблюдателем. Вторую половинку трясло от паники, она лихорадочно старалась ухватиться за пульт управления руками и ногами.
Я смотрела на них со стороны, окончательно запутавшись. Сколько же нас в этой несчастной тушке? Двое, трое? На тыльной стороне ладони пульсировала отметина Дарьи Нокс. От неё по руке расползались ниточки тьмы, двигались вверх, переплетаясь замысловатой вязью. Но самая уверенная (самоуверенная? равнодушная?) часть меня провела ладонью, обращая в ничто волшебство миритриток.
След от поцелуя остался, но он выцвел и более не двигался. Лишь время от времени по нему проходила слабая рябь.
Наверное, я выглядела нелепо. Выбралась из темницы и встала столбом посреди коридора, пялясь на свою руку. Но чутьё подсказывало мне, что что-то должно было случиться, когда зашевелилась отметина. Каким-то образом мой Концепт нейтрализовал её.
От клеток других волшебниц послышался тот же хруст, и шипение стихло. Я представила девушек — разбитую чудовищными откровениями Алину и отчаянно боровшуюся с забытьем Вику. Она была так близка к своей цели, и что в итоге? Любые старания в конечном счёте обречены на неудачу. Вселенная погибнет, погибнем и мы.
Волшебницы предстали перед моим внутренним взором. Полупрозрачные; миритритка — с сероватым отливом, а земляная стехиоситка мягко сверкала изумрудным. В лёгких девушек темнели испарения, по венам и артериям неслись красноватые частицы.
Хватило мимолётного желания, чтобы они пропали без следа.
Настоящее чудо, что я не стёрла девушек вместе с декоктом. Вернее, стёрла бы непременно, если бы Нихил не овладел мной целиком.
Едва я задумалась об этом, как из позвоночника вытащили стержень спокойствия. Активная, всесильная часть меня пропала — нет, ушла глубже, уступив кресло начальника.
Наверное, так и чувствовали себя люди, страдающие раздвоением личности. Я готова была поклясться, что только что телом управляла я, но ведь сейчас за главную тоже осталась я. Просто более уязвимая, более… человечная. Та, другая, ничего не чувствовала, ни о чём не думала. Её двигал мой ужас, она откликалась на мои желания, но сама по себе она не представляла ничего. Если, конечно, пренебречь стенаниями о бренности сущего.
В клетках зашевелились. Алина и Вика быстро приходили в себя. Мне бы обрадоваться, броситься к ним, чтобы растормошить и погнать быстрее спасать Рику… Но, по правде говоря, внутри царило запустение. Никаких желаний. Не было даже радости от спасения. Не было опасений, что по пути наткнёмся на марионеток и завяжется смертельный бой.
Мной овладела апатия.