Изменить мир (СИ)

Величественный зал медленно заполнялся народом, что не мешало рассматривать его красоту и убранство. Стены, облицованные понизу холодным белым мрамором с серыми и розовыми прожилками, сверху были покрыты лепниной, выполненной в виде овальных медальонов. Часть завитков располагалась прямо на зеркалах, создавая впечатления легкости, изящества и бесконечности. Тысячи огней дробились в них, распуская весёлых солнечных зайчиков, оживлявших торжественную мрачность гостей. Тёмно-зелёные портьеры окаймляли высокие окна изящной рамкой, подчёркивая красоту колонн между ними. Потолок был покрыт бело-золотыми узорами и украшен росписью в плафонах: пасторальные сцены перемежались с изображениями гуляющих дам и кавалеров в диковинных нарядах. Вдоль стен стояли скамьи на гнутых ножках, обитые бархатом в тон портьерам. На балконе видно было музыкантов, но саму мелодию не было слышно. Вообще никаких звуков не было: беззвучно шевелились ткани, ходили и танцевали гости, губы произносили неслышные слова.

В зал медленно ступила молодая женщина, наивное выражение на красивом кукольном личике не вязалось с ледяным взглядом. Роскошное пышное платье — такое, как любят рисовать маленькие девочки у принцесс — было украшено рюшами, цветами и вышивкой. На голове красовался венец из цветов, каждый лепесток был выполнен из драгоценного камня, и бриллиантовые капельки-росинки покачивались и сверкали при каждом шаге. Позади женщины шли двое мужчин, одетых нарядно и строго, в чёрное с серебром. У правого на голове был гладкий золотой обруч, у левого — серебряный.

Музыка, похоже, смолкла, и гости, выстроившись по обе стороны зала, склонились в поклоне. Торжественный приём по случаю праздника начался.

========== глава 2 ==========

Трепетал огонь, пылающий в чашах, пахло ароматическими маслами, кровью и страхом. За колоннами вдоль стен прятались густые тени. Присмотревшись, можно было заметить, что там лежит пара длинных свёртков. Гладкий пол из чёрно-серебряных квадратов таинственно поблёскивал в свете огней, и те отражались неровными длинными языками. Высокие, закруглённые кверху двери, были закрыты, и ни звука не доносилось из-за них. Сияло в свете пламени золото, покрывающее их причудливым резным узором. Напротив, на площадке высилось странное сооружение, похожее на огромную голову с раскрытым ртом. За каменным рядом зубов, виднелась глубокая глотка, заполненная бесконечным мерцающим мраком. Светились раскосые глаза, будто подведённые чернотой. К углам рта чудовища вели узкие желоба, начинающиеся на алтаре, выглядевшем как каменный крест с короткой поперечиной. Там лежал обнажённый по пояс мужчина с раскинутыми в сторону руками. Из ран на запястьях, прямо возле креплений, медленно сочилась кровь, добавляя всё новые капли к алым ручьям в жёлобе.

К алтарю приблизилась закутанная в чёрный балахон фигура. Низко надвинутый капюшон скрывал лицо, не давая увидеть, кто это, но судя по некоторым особенностям, это всё же была женщина. Из складок одеяния гибкой змеёй выскользнула кисть руки с зажатым в пальцах трёхгранным кинжалом. Мужчина на алтаре замер, не сводя глаз с острия, и когда оно приблизилось к его груди, обречённо закрыл глаза. Рука поднялась, негромкий мелодичный голос начал проговаривать слова:

— Sometimes when I lie

I know you’re on to me

Sometimes I don’t mind

How hateful that I can be…*

Аля резко села на кровати, прижимая руки к груди. Глухо бухало сердце, перед глазами ещё стояла чудовищная картина, а музыка надрывалась, сообщая, что пришло время вставать. Заправить постель, почистить зубы, умыться, расчесать волосы — такие привычные движения, такие обычные, обыденные… а там, во сне, ужас глубокой глотки, кровь, боль и страх. И жизнь, утекающая по капле. Зачем? Для чего? Кто та женщина? Кто она?

— Ешь, — перед Алей появилась миска с серой овсяной кашей. Желтел кусочек подтаявшего масла и…

И оранжево-красное пламя в чашах на трёх причудливо изогнутых ножках.

— Спасибо, мама.

— Чай, зелёный, как обычно.

— Да, я помню — зелёный не портит цвет лица. Спасибо, мама…

«Будто моё лицо ещё можно испортить!»

— У тебя сегодня три пары и плавание. Жду тебя в шесть часов вечера. Ты приготовила купальник?

— Да, мама. Он уже высох.

— Стирай его чаще, помни: главная красота девушки, это чистота, скромность и опрятность!

— Да, мама, я помню.

Чай отдавал затхлостью, видимо мать снова купила что-то по акции, когда срок уже почти подошёл к концу, а то и вообще закончился. У двоюродной бабушки, Юлии Александровны, чай пах мятой, смородиной и чабрецом. Та любила травы и составляла причудливые, вкусные и полезные чаи. На блюдце лежал крохотный, в четверть ломтя хлеба, бутерброд с сыром и маслом. Аля незаметно вздохнула: она с детства не любила хлеб с маслом. Вместо сахара можно было взять тягучий подсолнечный мёд, ранний, недорогой и солнечно-жёлтый. Длинная капля потянулась за ложечкой, и Аля сморгнула, прогоняя видение такой же, только алой.

— Ты плохо спала?

— Что? Прости, я задумалась.

— Заметно, — холодно проговорила мать. — Я спрашивала, высохла ли твоя куртка?