— Значит не полностью… Я тоже читал отчёт Франка. И по мне так он сработал, как настоящий профессионал. Вы же сказали, что на контрольные сигналы организм Дрозда отреагировал адекватно.
— Да, реперные точки соблюдены.
За больше чем десять лет лонгитюдных исследований, когда одни и те же объекты изучались в течении времени, за которое эти объекты успевали поменять свои существенные признаки, Полякова привыкла понимать испытуемый объект и предсказывать его реакции. Не в данном случае, как оказалось. «Может быть», — думала она, — «это происходит от того, что объект начал испытания в подростковом возрасте?», но по её расчётам должно было происходить абсолютно наоборот, и это её вводило в ступор.
— Я оставлю отрицательный отзыв, — сказала она.
— А я отстраню вас от работы с этим объектом, — сказал куратор.
— Вы не можете! Он мой! — Воскликнула Марина Петровна.
— И что вы с ним будете делать? В лаборатории испытывать? Не получится. Вы сами знаете, объекту необходима динамика и постоянный тренинг рецепторов. Вы сами это говорили. У него программа, Марина Петровна. И её нельзя изменить. Сбой в программе может привести к непоправимому. К его разрушению. Мы и работу не сделаем, на которую потратили уже несколько лет подготовки, и загубим ценный экземпляр.
Полякова махнула рукой.
— Ах! Делайте что хотите…
— Всё по плану… Всё по плану, товарищ полковник, и ни полшага в сторону.
— Всё понятно…
— Он и сейчас под программой живёт? — Спросил куратор.
— В программе, товарищ генерал. В матрице.
— Интересно, как это? — Почти прошептал куратор. — В матрице…
— Не все в неё входят, — так же тихо проговорила Полякова, — и ещё никто не выходил.
И она была права. В той жизни меня вытащили из такой большой «Ж» только спасибо «куратору». Мне сломали программу и я, хоть и не без потерь для головы, смог приступить к «новой жизни». Сейчас, во-первых, я сам загнал себя в такие дебри, что вряд ли кто из специалистов вытянет меня оттуда, а во-вторых, я не видел конечные коды, и коды выхода. Возможно, его и вовсе не было.
Я рассчитывал выскочить из матрицы на грани. Плохо то, что те коды, которые я видел и знал, я не знал, когда и в какой последовательности они «стрельнут» и что мне придётся делать, когда они «стрельнут».
Плохо ещё то, что с каждым выполненным мной заданием, я привыкал подчиняться матрице. В Лондоне я своевольничал не потому, что мне хотелось покуролесить, а потому, что я вдруг понял, что могу раствориться во втором себе.
Через три месяца списался с судна механик технологического оборудования морозильно-фаршевого цеха и меня перевели на его должность. Работа на плавбазе была тяжёлой. Вахты по двенадцать часов, условия в цеху сложные: холод от морозильных шкафов и испарения от воды, которой обрабатывали алюминиевые формы с замороженной рыбой, чтобы можно было выбить такой блок из блокформы.
С вентиляцией было туго и это было первым, что я модернизировал в цеху. Потом закольцевали подачу рыбы. Потом наступило лето и был переход в район промысла сельди во время которого мы законсервировали наше оборудование и расконсервировали оборудование пресервного цеха. Всё шло размеренно и по не мной прописанному плану.
Куратором снова, как и в «той жизни», выводилось две легенды: активировалась Британско-Австралийская, и взращивалась естественная — советская. Я теперь знал логику процесса, то, что меня ожидает и меньше тревожился о будущем. Хотя и в прошлом, я особо не думал о происходившем, а просто выполнял задания.
Я не рефлексировал о гуманности моего «зомбирования». Я давал добровольное согласие и подписку на использование меня, как «человеческого материала под контролем» и тот раз и этот. Просто этот раз я надеялся несколько иначе эксплуатировать свои возможности, что пока у меня получалось, но контролировать разум без ежедневных тренировок было сложно.
В октябре плавбаза вернулась в порт приписки Владивосток и меня снова отозвали в распоряжение отдела кадров ВБТРФ.
— Твой дублёр прошёл собеседование в Santos Limited, — сказал куратор. — Как у тебя со специализацией?
— Тот курс, что дают в Австралийском вузе освоил. Херня вопрос…
Куратор вскинул на меня удивлённый взгляд и мотнул головой.
— Никогда не слышал такого выражения, — сказал он.
— Не стал читать наших специалистов, — продолжил я, — чтобы не привлекать к себе внимание. Лучше там выпишу официально и закатаю. Марина Петровна сказала, что мне там, в Мельбурне, передадут препарат. Я, кстати, их курс просто выучил. Он хорошо лёг на то, что нам давали в вузе.
— Хорошо. Попробуй и обновлять знания тоже без химии. Береги печень. И особо не выпячивайся, а то тебя Комитет по национальной безопасности к рукам приберёт. Тихо сиди. Цели и задачи ты знаешь. Не напрягайся, но и не тормози. Перечень вопросов и ответов, звучавших на собеседовании, изучи.
— Понятно всё, Юрий Иванович. Буду стараться.
— Тебе, Миша, больше «те» видения не приходили?
— Нет, Юрий Иванович. Меня же после заблокировали. Они же сначала раскрыли все центры, чтобы промерить их, а потом сразу закрыли. Что увидел, то и выдал.