Изменить будущее

Уснул я легко, но проснулся быстро. После сработки первой, а потом сразу двух ловушек. Через минут двадцать провернулся ключ в дверном замке подвала и скрипнула дверь. Я лежал, прикинувшись ветошью, сразу возле входа. На мне был надет самошитый балахон типа «ветошь». Даже с виду неприятный наощупь. Я рисовал красками всё лучше и лучше.

Двое прошли по подвалу, вернулись и потыкали в меня спицей. Спица, проткнув первые два слоя, последний, кольчужный, проткнуть не смогла. Тыкали аккуратно, рассчитывая на болевую реакцию, а не для того чтобы проткнуть.

Через пятнадцать минут после ухода «гостей» я спокойно спал. Утром я перебрался в спортзал, убрал свои растяжки, переоделся в местного старичка и через соседний подъезд вышел из дома.

Я понял, что за меня взялись всерьёз и если возьмут, то упакуют «по полной», либо, прогнав через «чистилище», в военный Осназ, и В Афган на весь срок, либо на зону.

Хорошо, что я взял в военкомате письменную справку об отсрочке и спрятал её в укромном месте.

Я дошкандыбал до магазина, взял бутылку кефира и хлеб и побрёл обратно. Наблюдения я не обнаружил и свернул в подъезд соседнего дома. Повязав платок, надев очки, вывернув сумку и куртку, удлинив полы, я надел резиновые сапоги, вышел на улицу и пошёл на трамвайную остановку.

— Барышня? Три двенадцать, пожалуйста, — проскрипел я старческим голосом.

На том конце провода хмыкнули и сказали:

— Соединяю…

* * *

Я учился в Дальневосточном институте рыбной промышленности и хозяйства, в народе называемом Дальрыбвтуз, уже три года. И вполне себе успешно учился. То, что я не отвлекался на девочек в школе, сильно повлияло на мою успеваемость в институте.

Зато сейчас всё шло почти, как и в прошлом. Ой! В будущем… Или когда? Тогда, короче.

Попав в «свою» МА-12 и встретившись вновь с одногруппниками, я словно вернулся в свою семью. Все вернулись с «абитуры» из подшефного совхоза «Синиловский» уже сдружившиеся, а кое-кто и поссорившиеся. Я же оказался не у дел. Меня не приняли в свою «банду» Курьянов и Федько, самые шумные ребята курса. Это меня не особо расстроило. Я знал цену того «шума и пыли» для меня. В группе было достаточно других хороших ребят, с которыми можно было дружить. Но и для них я был незнакомец. И всё шло не совсем так, как раньше.

Я заново знакомился с теми людьми, которых знал раньше, но отношения с ними складывались совсем по-другому. Мне не хватало той бесшабашности и юношеской лёгкости. Я был слишком серьёзен, слишком много знал и слишком ответственно относился к учёбе.

В той жизни я много прогуливал лекций, и поэтому постоянно что-то сдавал, и пересдавал. На этой почве мы и сошлись тогда с моей будущей женой. Она помогала мне и по математике, и по английскому, взяв надо мной шефство. Сейчас же этого не требовалось и отношения между нами не заладились.

«Тогда» она обратила внимание на мои чуть коротковатые брюки, сейчас же я выглядел до безобразия прилично-фирмово, что очень нравилось другим девушкам, например Ольге Марковой, «хозяйке» читального зала и её подружкам из ДВГУ. Ольга жила в моём районе и мы часто ездили домой вместе, поэтому подружились.

В читальном зале по вечерам собирались кроме подружек Ольги ещё и друзья подружек, курсанты ДВИМУ и её брат Андрей со своими друзьями. Вечная проблема того времени — где собраться «посидеть» молодёжи, решалась отлично — в самом культурном месте, в запасниках читального зала. Мы весело, как и раньше, проводили время за лёгкой выпивкой, за умными разговорами и без пошлости. Девушки были весьма приличные, филологини третьего курса и мне с ними было очень интересно.

С «будущей женой» же отношения не складывались. Ни на новогоднем вечере, ни при дальнейших встречах, она на меня внимания, как на объект взаимоотношений, не обращала. От слова «совсем». Не проскакивало меж нами искры. Я страдал и мучился.

После первого курса мы поехали на производственную практику на остров Шикотан, но и там впечатления на неё я не произвёл. И танцевал я не так, и смены из-за неё не прогуливал. Да и жил я в другом «кубрике», не с бойкими и чудаковатыми: Курьяновым, Нестеровым и Баскаковым, а с другими ребятами, более спокойными и не стремящимися самовыразиться: Черторинским, Ильиным и Чихачёвым, автоматически выпадая из рядов студенческих «активистов».

Второй курс пролетел незаметно. Надо было много вспоминать, и я полностью погрузился в учёбу. Продолжая тренироваться у Городецкого, я выступал за ДИНАМО по молодёжи. Карате в нашей школе не прижилось. Продолжая вести САМБО для «Школы разведчиков», я смелее давал ударную технику, так как это вдруг разрешили, и секции карате выросли как грибы.

К нам в секцию приходил Владимир Жлобинский — мой первый тренер по карате Сётокан, но, то что я давал детям, ему не понравилось. Я ведь не ставил им жёсткие каратековские удары. Он попытался предложить школе свои услуги, но директор отказалась.

Помня о том, что в 1981 году заниматься в секциях карате запретят, как уголовное преступление, я продолжал давать детям и молодёжи защитные техники и бокс.

* * *