Избранные рассказы. Хронологически

письменами начертано: "Мне отмщение, и Аз воздам".

Меня теперь другое беспокоит: получается, я со своим банковским

вкладом - террористка, вроде Веры Засулич, только механизм мщения - не

часовой.

Значит, и на мне будет та кровь?..

1995

АНГЕЛА В ПОИСКАХ ФЕРМЕНТА

Я остановила “крайслер” у дорожного базара под Мичуринском, и мы вышли размять ноги. Стоял август, яблоки, груши и помидоры продавались вдоль дороги вёдрами.

Саша объяснял Ангеле, что здесь край невиданных почв и что на всемирной выставке в Париже в начале века воображение европейцев поражал стеклянный метровый куб чернозема, цельновырезанный из здешней земли.

Зной вибрировал над бетоном, натянувшись до звона.

Мужики у горки арбузов заворожённо глядели на темно-зеленый “крайслер”, больше похожий на марсианскую летающую тарелку.

-Таня! Переведи, как будет чернозём? - нетерпеливо окликнул Саша.

-Муттерэрде, - я подошла и перевела Ангеле насчёт стеклянного куба и что теперь настоящий русский чернозём остался разве что в Париже в том самом кубе.

Вернулась к машине. Мужики у арбузов спросили:

-А что это из неё капает?

-Это конденсат, она с кондиционером.

-Сколько же она стоит?

Я пожала плечами:

-Не знаю, не моя.

-А чья, иностранки?

-Нет, того господина, который с ней разговаривает. А я - так, шофер, переводчик... телохранитель.

Мужики онемели, прикидывая, скольких мне уже пришлось “замочить”, состоя на службе у владельцев таких машин. Но спросить не отважились.

Мы откатили в лучах славы.

Когда в начале перестройки Ангела Краус приезжала снимать для германского телевидения фильм о своей любви к России, я привела её на нашу почту, ютившуюся в двух квартирках жилого дома, и эта почта с допотопными штемпелями, деревянными счётами и сургучом вызвала в моей подруге такое щемящее чувство края света, что в фильме потом маячила с полминуты, совсем не по чести.

На этот раз, встретив её в аэропорту и подводя к стоянке, я кивнула: “Вот наша машина”. Она потом сказала, что я произнесла эти слова с таким же выражением, как два года назад фразу: “Вот наша почта”.

По её мнению, эти два факта требовали совершенно разного отношения, а на мой взгляд ни стыдиться почты, ни гордиться “крайслером” не стоило. Впрочем, я говорила Саше: “Давай, я поеду встречать Ангелу на своей “шестерке”!” Нет, ему непременно хотелось привезти её самому. Я предупреждала: “Она не была здесь два года, многое изменилось, и если мы встретим её на такой машине, она будет ожидать, что её привезут в особняк с чернокожими слугами. Представь после этого: она входит в наш заплёванный подъезд с громадной щелью в стене...”

(Через год у Ангелы вышла книга прозы, и там эта щель так и зияла во всей красе, дыша подвальной сыростью.)

Не послушался. Пришлось её готовить, чтоб не было психической травмы. Но травма всё же случилась - через три дня, когда, выходя из квартиры, нам пришлось перешагивать через спящего поперёк площадки алкоголика. К такому варианту я не успела её подготовить.

К чести сказать, она бесстрашно подвергала себя столкновениям с действительностью. Шла сквозь толпу Лужников в торговые дни, когда люди похожи на нерестовую кету.

Ангела говорила, что это дает ей возможность физически ощутить жизнь. Она писатель, её работа - ввинчиваться в сопротивляющуюся среду. Стружка летит, сверло раскаляется докрасна... “Я коллекционирую ощущения”.

В Доме художника на Крымском валу она увидела двух небольших бронзовых ангелов. Один сгибался под тяжестью крыльев, упираясь ногами в землю, как атлант, как портовый грузчик. Второй был “Падший ангел”: он торжествовал, откинув крылья за спину, эрегируя, задрав к небу нос и даже палец на ноге.

Ангела целый день ходила под впечатлением, но фамилию скульптора не могла припомнить. Ничего, говорила, он бы не обиделся: человек, понимающий торжество как падение, а святость как тяжкое бремя, не может быть честолюбивым.

Спустя недели две и я пошла посмотреть на этих ангелов; труженик свода небесного стоял в углу под столом, а его падшего брата купили. Какая ошибка, их нельзя было разлучать.

Ангела считала, что ущерб западного существования состоит в несоприкосновении разных слоев жизни. Люди живут в “своих” кварталах строго по рангу, покупают в “своих” магазинах и больше не ездят общим транспортом. У нас пока всё по-другому. Мы возвращались с ней в полночь из гостей, поставили машину на стоянку и шли к дому пешком. Пьяный нищий старик окликнул нас и попросил огня, но мы обе некурящие.

-Зажигалка... - мычал старик, давая понять, что не может с ней справиться.

Я подошла, взяла у него из рук зажигалку, и мне, хоть и не сразу, удалось добыть из неё огонь. Я бережно поднесла пламя к сигарете бомжа, он закурил и посчастливел.

Ангела сказала, что на Западе моё поведение было бы истолковано как безумие.

Однако сама не перестаёт удивлять мир своей экстравагантностью.