Избранные рассказы. Хронологически

И вообще, - строили прожекты, - пора демобилизовать всех замужних матерей с производства и перебросить их на дело укрепления семьи и охраны детства. В первое время, конечно, производство охнет и просядет без такой мощной привычной подпорки, но уже года через два положение не только выправится, но и сильно улучшится за счёт того, что у мужчин будет надёжный дом, улыбчивая жена и здоровые дети.

Вера немедленно заподозрила тут подвох против себя и не пожелала быть одураченной:

-Ага, значит, кто замужем, пусть сидит дома, а кто незамужем, тот вкалывай, так?

Но девушки уже не отвлекались от строительства воздушных замков: а детские дома позакрыть, всех сирот разобрать по семьям, потому что даже у неродной – но отдельной, своей – тётки под печкой дети развиваются лучше, чем у самых передовых и образованных воспитательниц, приходящих посменно в детское учреждение на работу.

-Что говорить, даже вон телят нынче в колхозах раздают по дворам, потому что животное – и то хочет своего отдельного хозяина!

Девушки с опаской оглядывались на Веру, ожидая какого-нибудь «ага, его возьмёшь, он тебя же обворует».

Но Вера оскорблённо молчала, и без того натерпевшись от этих неразумных, глупых, бестолковых дур.

Доверчивые эти дуры, видно же, не сегодня-завтра все повыходят замуж, нарожают детей, и будут их мужья им нещадно изменять, злостно недоносить зарплату и не помогать мыть пол, а они покорно будут всё сносить, будут любить орущих своих младенцев, недосыпать, перерабатывать дома и на заводе, вечно всего недополучая, но её-то, умную Веру, не обдурить.

Никому она не позволит ущемить себя, никому не даст сесть себе на шею, понукать и помыкать ею. И в юности-то дурой не была, а теперь и подавно, и чем дальше, тем труднее будет этой хитрюге-жизни обвести её вокруг пальца. В этом единоборстве с жизнью Вера становится всё проницательней и умней и вот-вот уже покажет этой жизни окончательную победную фигу.

1987

Наследственность

Быстрейшее существо, которое довезёт нас до совершенства, есть страдание.

М. Экхарт

Самые несчастные в страдании - животные, ибо для них оно - бессмысленно.

Ф. Ницше

Мне было четырнадцать, когда вышел фильм «Человек-амфибия». В деревне нашей фильмы шли два дня по два сеанса: второй только для взрослых. Я постеснялась нарушить правило и на взрослые сеансы не сходила. Потом жалела.

Фильм увезли, но трепались на ветру у клуба две маленькие афишки, одну я отважилась стянуть.

Достанешь, развернёшь - вот силуэт Ихтиандра, безвозвратно уплывшего в океан. В первый момент действует как удар, но быстро истончается впечатление, иссякает, как завод механической игрушки: уже знаешь этот силуэт наизусть. Но остается ещё текст, фамилии - перечитывать; буковки текста, точки типографского клише - так по крохам и наскребёшь на новую весть о фантастическом этом юноше.

Потом появились действительно новые вести: фотооткрытки артиста В. Коренева, можно стало вблизи вглядываться в кристаллический узор его радужек, но не помогало: как ни приближай его, Ихтиандрова двойника, лицо к своим глазам, хоть вплотную, хоть проглоти это изображение внутрь себя - обладания нет как нет, и даже наоборот: все слабей напоминающая сила - выдыхается, как запах.

Утешало немного, что артист В. Коренев - человек с ЕГО походкой, с ЕГО голосом и глазами - жив и достижим. Что, впрочем, было с его стороны предательством: согласиться обитать в убогой среде реальности - после того как знал совсем иной, несравненный мир! Не лучше ли было уйти Ихтиандром в ночной, отсвечивающий лунными бликами океан и не вернуться. Да и А. Вертинская тоже: как можно после того выносить обозримую жизнь и новые роли! Где же верность?

Впрочем, чего требовать с других, сама-то я тоже осталась. Мне просто некуда было уплыть. Речушка нашей деревни звалась Сухой Чемровкой, в ней были места по пояс, а кое-где ямы и по шею: присев в тёмную муть, оттолкнуться, вытянув руки, и, воображая в затворённом слухе волнистый «подводный» пассаж А. Петрова, секунды три влачиться вперёд, пока мелководье не вытеснит тебя наружу.

Не было где прилично сгинуть, не то что пребывать.

Когда ещё вырастешь и дорвёшься до океана! Детская подневольная жизнь, плен, сердце ушибалось о пределы доступного и, всё в ссадинах, всё в слезах, в убожестве, только и успокаивалось во сне.

Сильно тогда ругали фильм за «красивость», чуждую созидательному героизму и истинным идеалам нашей молодежи. Я, сама «наша молодежь», бессильно ярилась: как не понимают они, что без вечного голода по Иному душа приходит в запустение.

Фильм пережил свою критику и уже несколько десятилетий не сходит с экрана, отвлекая «нашу молодежь», поколение за поколением, от созидательных задач.

С последнею моей четырёхлетней дочкой были мы на юге. Море; плыть, дырявя пальцами медузы; рассыпчатый белый песок, а вечером в курзале фильм «Человек-амфибия».

Я смотрела как сквозь толстый, уже непрозрачный слой памяти, наросший от событий поверх нежных первых впечатлений. И почти не узнавала Ихтиандра.