– Я его сама погоню, – невозмутимо ответила Сольвег. Для человека с разодранной спиной она была слишком спокойна. Она даже не думала о том, что идет навязываться бывшему жениху в обход Магнуса, с которым у нее назрел непростой и хитрый план, из-за которого она буквально пару часов назад чуть не лишилась жизни.
– Эберт, дружище.
Микаэль вошел в комнаты и поманил Сольвег следом.
– Зачем она здесь? – первый вопрос рыцаря застал их врасплох. Он не встал с места, не протянул им руку. Только так же поддерживал ладонью лоб, будто голова его клонится все ниже и ниже.
Микаэль хмыкнул и невольно отпрянул. Прежний Эберт чуть натянуто, но радушно улыбнулся бы, встал, поцеловал руку Сольвег, будь она трижды неладна, похлопал бы его, Микаэля, по плечу, предложил бы им выпить. Но сейчас только это. «Зачем ты привел ее?» И вопрос завис над ним, точно меч.
– Ты плохо выглядишь, рыцарь, – сказала Сольвег, чуть выступила вперед. – Из-за бледности сложно отличить тебя от стены.
«Еще одна откровенная душа, – подумал Микаэль и закусил губу. – Если они вдруг сейчас поубивают друг друга, тебе, мой хороший, придется податься на юга, ибо больших идиотов в своей жизни ты уже вряд ли найдешь.»
Эберт поднял голову и посмотрел на свою бывшую невесту. На самом деле голова у него не болела, но что-то явно было не так и за последний месяц он начал отчетливо это замечать. Ночами, когда луна выплывала из-за горизонта, а холодные звезды мерцали на небосводе, ему было не до сна. Он не мог назвать сном те странные видения, которые приходили к нему ночами. Всю ночь он что-то искал, бежал, прорывался сквозь тернии, а это что-то все ускользало, ускользало от рук и от взгляда. Каждый вечер к нему приходила Кая, хотя порой ему просто казалось, что он слышит ее голос в своей голове. Голос пел, рассказывал и смеялся, а Эберт слушал и слушал, будто путник, приникший к источнику в жаркой пустыне. Она показывала ему много, слишком много. Ночами ему казалось, что вот он, он рыцарь из тех старинных рассказов от матери, и чувства, будто он снова ребенок, и есть и конь, и верный меч, и возлюбленная, и действительно есть то счастье, о котором пела ему эта чужачка, но не в этом мире, нет, и тоска холодной рукой сжимала ему сердце. Он долго спал, а сны приходили все реже, хотя жаждал он их ежечасно. Порой он дурманил голову вином, чтобы глаза слипались, и видения, точно замки, вставали перед глазами.
– Ты обманула меня, – он произнес это с силой и злостью.
– Тебя бы обманул и двухлетний ребенок, – Сольвег не пыталась быть мягкой. – Ты думал, я руки буду тебе целовать? Купил меня, как товар. Как безделицу на базаре. Да я бы не только тебя обманула – я бы придушила тебя!
Эберт сжал подлокотники кресла так, что побелели костяшки.
– Сольвег, Эберт… – Микаэль пытался хоть как-то вернуть все в нужное русло, но те и ухом не повели. Признаться, тот никогда не видел своего друга в таком состоянии. Откровенно говоря, он был искренне убежден, что на злость и обиду рыцарь не был способен. С бывшей невестой он говорил такими словами, что живи они пару веков назад, рыцарского звания его бы тут же лишили. Но что-то подсказывало южанину, что в сказках о рыцарях было правды не много.
– Ты обманула меня, ты подослала своих людей ворами в мой дом, чем же ты сама не воровка?
– Я даже не знала, не знала об этом, ничтожество!
«Не знала»? – подумалось Микаэлю. Как могла она не знать. Разве змея не знает, что поймала цыпленка и хочет его задушить? Он взглянул на нее. Красавица тяжело дышала и молчала, будто сболтнула вдруг лишнего.
– Ты просто лгунья, Сольвег Альбре, – тихо ответил рыцарь.