Из меди и перьев

Занавеска была, прямо скажем, не лучшей защитой. Микаэль поднял глаза и тут же опустил их, увидев спину своей подопечной. Правда, больше всего его озадачило то, что половина спины покрыта засохшей кровью и ниже лопаток виднелось минимум шесть длинных глубоких порезов. Он помотал головой. «Не слишком тепло приветили». В голове Микаэля вертелась только одна причина, почему обнищавшая богачка в таком виде, и от этого ему, добросердечному по природе, было паршиво отчаянно. Можно было бы дать ей денег, но да не примет она. Да и он ей не брат и не сват, и не суженый. Раздавал бы отец деньги всем, кто нуждался, был бы ты, Микаэль, такой же нищенкой. Не примет она помощь, не примет, такая только на платье и согласится. Южанин доставал из массивного кошеля две серебряные монетки, а Сольвег, сияла, как начищенный пятак, расправляла складки обновки. Вот уж действительно, дай женщине новое платье и на мгновение она даже забудет, что по спине ее точно хлыстом прошлись.

– Довольна твоя душенька? – спросил он красавицу, пока та украдкой осматривала отражение в начищенном до блеска чане.

И в кои-то веки без злобы и гнева она просто кивнула. Микаэль покачал головой.

– Пойдем уже. У Гальвы будем через четверть часа. Соберись с силами, Сольвег. И не выцарапай ему глаза, умоляю. Будет надо – спущу тебя, как цепного волка спускают.

Он специально съязвил и бросил взгляд на нее. По губам пробежала улыбка, в глазах горел прежний огонь. Сольвег Микаэль не жаловал, но лучше, как нынче, чем жалкое подобие прежнего облика.

Дорога до дома Эберта была бы еще быстрее, если бы Сольвег не прихрамывала все время, но вскоре из-за яблонь и городских стен показались ворота Гальва.

– Любезный, пропусти-ка ты нас, – Микаэль подозвал старого привратника, положил в морщинистую ладонь аж четыре золотых. – И только посмей мне сказать, что сир Эберт нас не примет.

– Воля ваша, господин, – прошамкал старик, разглядывая монеты. – Да только он вас не примет.

Проход он все же освободил.

– Учись Сольвег, – Микаэль фыркнул, пока они поднимались по мраморным ступеням крыльца. – Блеск золота творит чудеса. Хотя ты и сама это знаешь.

Маленькая зашуганная горничная распахнула им двери дома, потупив глазки, отступила прочь. Южанин милостиво ей улыбнулся. Эту малышку он знал давно.

– Позови-ка, милая, своего господина. Доложи ему о важных гостях.

– Но у господина уже есть важные гости, – пискнула девчонка. – И он просил никого не впускать.

Микаэль лишь закатил глаза и вежливо, но настойчиво отодвинул ее. Слишком много баек про важных гостей, важные дела и важные обстоятельства он наслышался за последний месяц.

– Сольвег, идем, – бросил он ей, распахивая подряд все двери поместья. – Завалимся к нему в кабинет, приставим к ответу, а сопротивляться он может сколько угодно.

– Послушай только себя!

«Крайне знакомый голос, – подумал южанин. – И где-то я его слышал.»

– Вслушайся, очнись, ты ведь хуже отца!

«Отца?» – Микаэль остановился возле приоткрытой двери. Он заглянул тихонечко внутрь.

«С ума сойти! Ланс!»

Брата Эберта он видел от силы пару раз, но наслышан был и не мало. Он сделал знак Сольвег остановиться и замолчать.

– Я прихожу к тебе, – слышалось из-за двери. – С единственной просьбой. Твой брат. Не ради выгоды я прошу у тебя денег, поверь мне. Говорю, что у тебя родился племянник. Одетта родила, ты хоть слышишь? Я женюсь через неделю. Ты стал дядей. У меня есть сын и четыре затонувших корабля с грузом. Если ты не дашь мне денег, на что я куплю еды жене и ребенку? Эберт, очнись!

Рыцарь сидел за столом, устало опустив влажный лоб на руки.

– Если с этим такие проблемы, – наконец промолвил он. – Может, не стоило связываться с безродной незамужней девицей? От этого много кто стал отцом, опасное дело.

Ланс сжал кулаки, его лицо побледнело.

– Эберт, не думал, что ты станешь таким. Кто угодно, но только не ты. Ты же вечно был в детстве слюнтяем. Хватало при тебе раздавить бабочку или наступить котенку на хвост, чтобы ты разревелся, как последняя плакса. Да, отец мог бы тобой гордиться… Не дашь денег?

– Нет.

– Отлично, – Ланс глубоко и часто дышал, чтобы не сорваться на брата. – А на племянника придешь посмотреть? Он ведь отныне часть твоей же семьи.

– Он не часть моей семьи, – Эберт возразил безразлично и холодно, все так же поддерживая лоб, будто мучился от сильной боли. – У меня вообще нет семьи. Ланс, уходи, я прошу…

– Ясно, – брат выпрямился, отпрянул в сторону. – Чего я в общем-то ожидал от тебя, холодное змеиное сердце. Напиши отцу. Расскажи, какой ты у нас молодец. Мать удавилась бы, была бы жива. Она была дурой, несчастной нелепой дурой, но сердце у нее было отменное. У тебя же камень вместо него, обычный булыжник, дорожной пылью покрытый.

– Ланс, дверь за тобою.

Тот хотел было еще что-то сказать, но махнул рукой и поспешно вышел из комнаты. Чуть не сбил подслушивающего у двери Микаэля.

– Да, красавица, – пробормотал южанин. – Дело неважное. Если он погнал Ланса, то тебя он погонит поганой метлой, прости уж за честность.