Из меди и перьев

Он сорвался с места и метнулся к ней. Быстро и грубо развернул ее лицом к каменным плитам. Сделал крошечный надрез ножом по ткани, дернул и швы платья разошлись на спине. Худые костлявые лопатки выпирали из-под бледной и тонкой кожи. Россыпь светлых родинок виднелась на правом плече. Он поднес поближе подсвечник с огарками. Капелька воска упала на выпирающий позвоночник и Кая-Марта глухо вскрикнула. Спина была белая, без единой царапинки. Под плечами не было страшной раны от арбалетного болта. Он мог подумать об этом раньше. На ней не было перевязи, она спокойно поднимала руки к лицу, будто не ранена вовсе. Он молча сел обратно на табуретку и запустил пальцы в волосы. Он пришел сюда за местью, но судьба подкинула ему лишь плачущую от холода и страха девицу. Чудовище, сирина, мерзкую лгунью. Но не она была виновна в его черной горести на том, что осталось от сердца. В пещере было слышно только тихое всхлипывание Каи.

– Я не хотела ей навредить, – бормотала она, не поворачиваясь к нему лицом. – Даже в самый первый раз – я до сих пор сожалею об этом. О всем сожалею, – она плакала, а Магнус бездумно вертел в руке нож, которым распорол ее платье, и понимал, что теперь он в живых ее не оставит. Да, он не знал, лжет она или нет. Сирины могут затуманить рассудок, обмануть твое сердце. Девочки, за которой они вместе с Сигуром гонялись по лугу, а потом мастерили кораблики из бересты, больше нет. Все кончено. Но и не его это месть теперь. Не его отмщение, не его кровавая радость. Что ему теперь ее слезы. Не она напала на Сольвег. Тихое всхлипывание на минуту затихло. Она повернула к нему заплаканное лицо.

– Что ты будешь делать со мной? – шепнула она.

Он пожал плечами.

– Убью, конечно. Но не сейчас.

– Отчего не сейчас?..

Магнус поднял голову. Он знал, что выглядит отвратительно. Знал, что отвратителен сам по себе.

– Замолчи, – пробормотал он. – Просто замолкни. Знаешь, может, я и не стану марать об тебя руки. Я посижу здесь немного. Потом просто тихо уйду, оставлю тебя здесь в темноте. Здесь ты и останешься на долгие годы. Здесь через сотню лет и найдут твои кости. Это будет лучший конец для тебя.

Он пошарил в карманах и достал завернутую в тряпицу краюху свежего хлеба.

Он надкусил, прожевал прожаренную корочку. Отломил кусок, кинул его Кае-Марте.

– Держи, – бросил он. – Тебе это не в радость, но силы хватит на время. На пару часов отсрочит твою смерть. А мы поболтаем.

Кая не шевельнулась. Магнус пожал плечами и продолжил есть. Затем достал флягу с водой, разбавленную кислым вином.

– От жажды ты умрешь раньше, чем от голода, – безразлично произнес он. – Хотя это все равно год или два, я знаю вашу породу. Флягу я тебе не оставлю. Как ты думаешь, будет хоть кто-то искать тебя? Думаю, нет. Знаешь, о чем я думаю, Кая-Марта?

Он слез со стула и сел на выстланный соломой пол. Кая стояла над ним, но он не поднимал головы, а смотрел куда-то ей на колени.

– Знаешь, о чем я подумал? Что человек ценен теми, кто будет его искать. Кто вспомнит о нем после смерти – пусть даже и с ненавистью, с отчаянием. Ты можешь запасть в чье-то сердце, можешь терзать чей-то разум или ласкать его мысли, но, если о тебе не вспомнят – ты мертв навсегда. Ты мертва навсегда, Кая. Ты никому не нужна. Потому никто и не искал тебя на том острове, не ждал твоего возвращения. Ты думаешь, Сигур до сих пор тебя любит? Я видел его, я говорил с ним. Тебя он хочет забыть, как пустую тупую боль выгнать из сердца, как яд из раны. И это он сможет. Жизнь твоя не принесла никому радости. Смерть тоже не принесет. Будто тебя и не было.

Он снова глотнул из фляги, слегка поморщился от кисловатого вкуса.

– Да, я сказал все верно, – удивился он сам себе. – Твоя смерть никому не доставит радости. Даже и мне, ведь не отомщу я за Сольвег. И знаешь что, Кая, что паршивей всего? – голос его дрогнул. – Что смертью твоей я ее не верну. Что ничьей смертью я ее не верну! – а жить без нее зачем мне, Кая? Где я найду вторую такую?

Он прикрыл усталые глаза и вызвал в памяти образ из давным-давно забытого дня. В тот день он впервые отправил ей записку с мальчишкой посыльным. Через пару дней после того, как она впервые пришла к нему в лавку, а он получил за дерзость пощечину. Он ни на что тогда не надеялся – знатная девица, богаче всех в этом городе – тогда была – шелком и бархатом завешаны все шкафы. Он смеялся, когда писал то письмо. Писал и смеялся над собой, над жизнью, над этим солнечным летним днем – а день смеялся с ним вместе. Отличная выйдет шутка и безобидная. Много ли стоит знатной девице зло топнуть ножкой и оскорбленно губы поджать?