А Пушкин на, по сути, аналогичный вопрос Бестужева, почему в России нет гениальных писателей, отвечал: «Во-первых, у нас Державин и Крылов…» Державина к тому времени уже не было в живых. Таким образом, к числу гениальных писателей из живущих своих современников Пушкин относил лишь Крылова.
Бытует мнение, что, сторонясь людей, Крылов будто бы ни с кем не поссорился ни разу, но и ни с кем и не подружился, мол, был бесстрастен, равнодушен и невозмутим.
В опровержение хочется сослаться на два жизненных эпизода. Так уж вышло, Крылову довелось выступить в защиту молодого Пушкина, опубликовав эпиграмму в защиту поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» и изменив своему принципу избегать вмешиваться в литературные споры. И при известии о смерти Пушкина (тот заходил к Крылову за день до дуэли с Дантесом) у него вырвались страстные слова:
Впрочем, на этих словах не обрываются «отношения» двух гениев русской литературы. Через год произойдёт событие, получившее явный политический оттенок. Хотя начиналось всё чинно, пристойно. Было получено высочайшее позволение отметить 70-летие Крылова и 50-летие его творческой деятельности. По такому случаю взять на себя роль устроителей юбилея вознамерились Греч и Булгарин. В их представлении это был замечательный повод явить власти пример благонамеренного литератора в назидание другим. Но показательный номер не прошёл.
Противоположная партия ратующих за демонстрацию общественного значения литературы – Жуковский и Одоевский – видела цель крыловского юбилея в проявлении уважения к поэту, достигшему всенародной славы одной лишь силой слова.
А далее обычная в таких случаях разноголосица. Одни убеждены, что Греч и Булгарин вынуждены были отказаться от участия в празднике. Другие считают, что обоим просто не отправили пригласительные билеты.
Скандально прошло и само чествование. В речи, обращённой к юбиляру, Жуковский предложил тост за славу и благоденствие России и за успехи русской словесности. И всё бы хорошо, но, сказав слова, подобающие торжественному событию: