Воспоминания Плетнёва, Вигеля, Олениной, Вяземского позволяют признать, что Крылов, номинально входивший в число участников «Беседы», его даже считали центральной фигурой оленинского кружка, сделался своим человеком и в кругу арзамасцев: стал завсегдатаем на литературных собраниях у Жуковского. Порою он позволял себе непозволительное: выказывал своё ироническое отношение к теоретикам противоборствующих лагерей. Соответственно, и ожесточённые противники у Крылова появлялись в обеих литературных партиях.
Пожалуй, всё же будет неверным представлять, будто дискусия о языке была порождена спором исключительно вокруг и по поводу Крылова. К тому времени полемике о языке было уже в обед сто лет. Она началась задолго до появления «Арзамаса» и «Беседы», когда радетель укрепления и развития в русском обществе высоких патриотических идей А. С. Шишков призвал дать отпор «реформе» русского литературного языка, на которой настаивали Карамзин и его сторонники. Это было время «великой войны» архаистов и новаторов.
Новаторы (Карамзин) ратовали за целенаправленный отказ от использования церковнославянской лексики и грамматики. Их целью было привести литературный язык произведений к обиходному языку своей эпохи. И в качестве образца они использовали грамматику и синтаксис французского языка.
Лозунгом архаистов (Шишков) стал призыв для потребностей литературы брать слова из священного писания, а не из французского языка. Если же нужных слов нет ни в церковных книгах, ни у старых писателей, то создавать новые слова на основе старославянских или исконно русских корней.
Как это выглядело на практике?
«Карамзинисты» предлагали писать, как говорят, и говорить, как пишут. При этом нормой литературного языка становилась разговорная речь образованного светского человека. Новый слог независимо от жанра должен быть гладким, изящным и музыкальным. В нём должны органически сочетаться национальные русские и общеевропейские выражения и формы слов.
Карамзин ввёл в оборот множество новых придуманных слов, среди них были как неологизмы («благотворительность», «будущность», «впечатление», «влюблённость», «вольнодумство», «достопримечательность», «занимательный», «ответственность», «общественность», «подозрительность», «промышленность», «утончённость», «первоклассный», «развитие», «человечный»), так и варваризмы («тротуар», «кучер»), много заимствований («будуар», «эгоист», «круиз», «карикатура», «мост», «терраса», «авансцена»), новые фразеологизмы («убить время», «видеть в чёрном свете», «оказаться не в своей тарелке») – тоже кальки с французского. Одновременно он стремился очистить язык от простонародной, грубой лексики, установить строгий порядок слов в предложении (подлежащее, сказуемое, второстепенные члены предложения) и одним из первых начал использовать букву «ё» (предложение исходило от Екатерины Романовны Дашковой).
«Вызов на дуэль» последовал в 1803 году, когда Шишков опубликовал трактат «Рассуждения о старом и новом слоге Российского языка», направленный против карамзинских европеизированных нововведений. Он содержал охранительные идеи и требования держаться в русском литературном языке старославянских корней и форм. Почему? Языковые новшества Шишков считал вредной «модой», а не потребностями языка и литературы.
Исходя из этого, он настоятельно предлагал отказаться от заимствованных слов и выражений, введённых «карамзинистами»: «вкус», «стиль», «моральный», «эстетический», «энтузиазм», «меланхолия», «трогательный», «занимательный», «существенный», «сосредоточенный», «начитанность», «обдуманность», «промышленность» и других. Автор «Рассуждений» высмеивал пристрастие карамзинистов к перифразам, напыщенности, словесным украшениям: мол, вместо «луна светит» пишут: «бледная Геката отражает тусклые отсветки»; вместо «как приятно смотреть на твою молодость» пишут: «коль наставительно взирать на тебя в раскрывающейся весне твоей».
Между тем новая лексика в большинстве случаев уже привилась, была понятна, стала привычной и естественной для россиян, так как достаточно точно выражала появившиеся литературные понятия, душевные состояния, настроения, представления. Наоборот, смехотворными для многих выглядели курьёзные пожелания Шишкова заменить слово «галоши» на «мокроступы», «театр» – на «позорище». Хотя, надо признать, «арзамасцы» тоже были не без греха. Их упрекали в чрезмерном насаждении выражений, противных русскому языку, в космополитическом преклонении перед западным влиянием, которое выглядело как щегольство, как дань моде, как вредоносная затея, по сути бесцеремонно принижающая значение всего родного, российского.
Крылов свою позицию озвучил в 1808 году на страницах «Драматического вестника», напечатав в мартовском номере басню «Парнас» о «событиях», которые случились или могли произойти во времена,